В Москве, когда мы туда переехали, мама долго не могла найти работу по специальности. Наконец она устроилась на мясокомбинат им. Микояна (по-моему, он был тогда в Москве единственным, но, может быть, я и ошибаюсь) осмотрщицей мяса и проработала там 15 лет, почти до пенсии, до которой не дожила 9 дней: 21 сентября 1964 г. около моего дома её насмерть сбила машина.
Мне кажется, я помню своё рождение. Когда я рассказывала об этом раньше, надо мной смеялись, но однажды где-то я прочитала, что некоторые люди помнят это. Вот к этим людям принадлежу и я.
Я помню, что мне было очень неловко и неудобно и надо было что-то преодолеть, и вдруг – я на свободе: вокруг свет и люди.
Отец хотел меня назвать Людмилой или Тамарой. Против Людмилы мама возражала, потому что так звали его первую дочь, которая умерла, а против Тамары у мамы были другие возражения:
…царица Тамара жила,
Прекрасна, как ангел небесный,
Как демон, коварна и зла!
«Не хочу!» – сказала мама. Тогда отец воскликнул: «Да хоть Фёклой назови!» И мама назвала меня Риммой. Откуда она взяла там, в Сибири, это имя? Оно мне никогда не нравилось, и только к старости я с ним смирилась.
Я родилась очень строптивым ребёнком. Грудь мамину взять наотрез отказалась, и мама, у которой было полно молока, вынуждена была сцеживать его и кормить меня из бутылочки, или, как тогда говорили, «из рожка».
Декретный отпуск в те времена был очень короткий, и мама скоро вынуждена была выйти на работу. Утром она сцеживала молоко, разливала его по бутылочкам и оставляла меня и бутылочки на попечение «нянек»: 14–15-летних девочек, которым я была совершенно неинтересна, и частенько они просто забывали меня покормить. Мама рассказывала, что, возвращаясь домой, она издалека-далёка слышала мой голодный вой. Однажды она поймала одну няньку, которая выливала молоко из бутылочки в помойку. Мама её выгнала, но вряд ли на её место пришла лучшая.
В конце концов, меня отдали в ясли. Помню полутёмную комнату и нас, младенцев, укладывают по кроваткам. Мы орём на разные голоса: кто громче? Громче всех оказываюсь я. Все уже затихли, а я ору и ору. Наконец, кто-то приходит, хватает меня на руки и выносит из этой тёмной комнаты в какую-то очень светлую (неужели там было электричество?!). Комната довольно просторная. Там стоит длинный стол и за ним – люди. Вероятно, наш обслуживающий персонал, уложив, наконец, нас спать, решил поужинать и попить чайку.
Меня сажают на пол, а чтоб мне не было скучно, дают в руки две или три огромные крышки от кастрюль. Ах, как славно они гремели!
