Так, она мне сшила из тряпочек замечательную куклу и разрисовала её лицо, наверное, химическим карандашом. О, мне так нравилась эта кукла! Между прочим, эта была единственная кукла за всё моё детство. И как же я горевала, когда её не уберегла!
С этой куклой я практически не расставалась и, когда наступило лето, пошла с нею купаться на речку. Конечно, лицо куклы превратилось в какую-то непонятного цвета тряпку. Я ревела, наверное, дня три, но Музе в этом своём глупом поступке не призналась.
А ещё Муза подарила мне деревянный пенальчик, со всем необходимым: карандашами и ручкой. (Я уже тогда грезила о школе).
Их отъезда я не помню. Тогда многие люди приезжали, жили рядом, а потом вдруг уезжали.
* * *
Во время войны мы с братьями Генкой и Женькой заболели малярией, а младший Вовка – цингой. Родители изо всех сил старались достать для Вовки какие-нибудь витамины, и у нас на столе почти всегда стояла тарелка с яблоками. Но это было только для Вовки, и мы ему ничуть не завидовали и не посягали на его «лекарство», а только с интересом наблюдали, как няня Стюра трёт яблоко на тёрке, а потом скармливает это пюре.
А мы, помню, сидим втроём у раскрытой печки-голландки и трясёмся от озноба. Трясло нас страшно. А на следующий день мы валяемся в постелях в сильнейшем жару. У меня при высокой температуре были жуткие галлюцинации: то какой-то мужик вдруг начинал ходить около моей постели, но не справа налево, а сверху вниз. И я просила маму: «Скажи ему, пусть он ходит по полу, а не сверху вниз!..» В другой раз вдруг в комнату въезжала грузовая машина, у неё открывались борта, и начинало ссыпаться зерно. Я задыхалась и снова умоляла маму прекратить это… и т. д.
На третий день температура спадала, но наступала такая слабость, что не хотелось двигать ни рукой, ни ногой.
Так мы дотянули до лета. И вот помню я, как мы с Женькой ходили в медпункт за лекарством. Улица наша – Советская – была очень длинная. Мы жили в доме № 1, а все значительные места (магазин, школа, библиотека, медпункт, может быть, при больнице) находились на противоположном конце. Мы ходили туда почему-то каждый день. Наверное, нам там делали какие-нибудь уколы, а домой давали таблетки хинина. Мы несли их в спичечном коробке. И вот бредём мы с Женькой слабые-слабые, поддерживаем друг дружку и сами себя уговариваем: «Вот дойдём до того кустика и сядем отдохнём». А потом намечали себе следующую вешку.
* * *
Летом мне мама делала отдельную, мою, комнатку, превращая в неё чуланчик при сенях. Я очень много болела, и там мне, по крайней мере, летом, было спокойно и уютно.
