Кого же нынче можно встретить в этом бистро?
Словацких крестьянок в пестрых, охровых шалях; русских вагантов в черных косоворотках и с буйной анархией в головах и взъерошенных лохмах; шустрых спекулянтов с голубыми манишками в мелкую клеточку и крупной стеклянной бусиной на галстучной булавке; польских евреев в шелковых кафтанах и с предпринимательской искрой в уголках глаз; венгерских крестьян, на чьих лицах застыло упрямое и недоуменное ожесточение людей, которые десять лет ничем, кроме красного перца, не закусывали и которым внезапно запретили пить самогонку; суетливых коммерсантов с пачками почтовой бумаги, между листами которой аккуратно проложены заветные «синенькие»; агентов и спекулянтов, маклеров и агитаторов, ловких барыг, нажившихся на перемирии и дожидающихся новой войны, но не ради победы, а ради новых барышей; безутешных странников, возвратившихся из Венгрии и облагодетельствованных там обузой белых купюр, от которых они не чают, как избавиться в обмен на любую синенькую бумажку.
Вот такие тут посетители. Изредка, похоже, исключительно для блезира, благо на улице маячит полицейский, то тут, то там пугливым призраком мелькнет в зале силуэт официантки, что торопливо ставит на очередной столик пенящийся бокал «малинового ситро» с плавающей в нем шпанской мушкой. На стене пожелтевший, еще довоенного года выпуска, номер «Фавна» скромно кичится своим нежданным долголетием. Зато номер «Нового венского журнала» со статьями всего лишь восьмимесячной давности, все еще имеющими наивность рассуждать об «окончательной победе», честно несет свою службу по сокрытию белых и синеньких банкнот от не в меру любознательных взоров. Клозет и телефонная будка пользуются просто бешеной популярностью. В первом самые щекотливые дела улаживаются с большей секретностью, чем в любом дипломатическом салоне, во второй с небывалой для всей современной Австрии безупречностью обеспечивается функционирование определенного рода связей. Полотенце, висящее возле кассы, где оно скорее влачит, чем длит свое бесполезное существование, более чем наглядно свидетельствует о том, что руки здесь моют не часто. В пыли и запустении изнывает кухня, осколком былого великолепия являя взглядам посетителей одинокую, треснувшую и худо-бедно склеенную супницу…
И над всем этим, смешиваясь и бурля, витают и вершат свое пиршество дух коммунизма и радость предпринимательства, жажда наживы и торжествующее мошенничество. Воистину перед нами место, где стираются противоречия наций, народов и рас. Здесь можно наблюдать, как словацкая крестьянка раскрывает объятия польскому еврею. Красноармеец прижимает к груди ростовщика. Всякий, кто утратил веру в человечество, да придет в кофейню на Банкгассе и да вознесет чело, уверовав вновь. Пусть засбоил интернационал пролетарской солидарности, пусть хиреет на глазах интернационал духа, – зато интернационал спекуляции и белых денег по-прежнему живет и здравствует!
