Введите обвиняемых | страница 10
Томас Кранмер, архиепископ Кентерберийский, друг Кромвеля.
Стивен Гардинер, епископ Винчестерский, враг Кромвеля.
Ричард Сэмпсон, поверенный короля в матримониальных делах.
Томас Ризли, прозванный Зовите-меня-Ризли, хранитель личной королевской печати.
Ричард Рич, генеральный атторней.
Томас Одли, лорд-канцлер.
Эсташ Шапюи, посол императора Карла V.
Жан де Дентвиль, посол Франциска I.
Хемфри Монмаут, богатый купец, друг Кромвеля, сочувствующий евангелистам, покровитель Уильяма Тиндейла, переводчика, сейчас находящегося в тюрьме в Нидерландах.
Роберт Пакингтон, купец, придерживающийся сходных взглядов.
Стивен Воэн, антверпенский купец, друг и агент Кромвеля.
Маргарет Поль, племянница Эдуарда IV, сторонница Екатерины Арагонской и принцессы Марии.
Генри, лорд Монтегю, ее сын.
Генри Куртенэ, маркиз Эксетерский.
Гертруда, его честолюбивая жена.
Сэр Уильям Кингстон, комендант.
Леди Кингстон, его жена.
Эдмунд Уолсингем, его заместитель.
Леди Шелтон, тетка Анны Болейн.
Палач-француз.
«Чем я хуже других мужчин? Чем? Скажите, чем?»
Генрих VIII – Эсташу Шапюи, послу Священной Римской империи
Часть первая
I
Соколы
Его дети падают с неба. Он наблюдает, сидя на лошади, за ним – акры и акры английской земли. Падают камнем, златокрылые, глаза их налиты кровью. Грейс Кромвель зависла в воздухе. Бесшумно она настигает жертву, бесшумно возвращается к нему на руку. Однако звуки, с которыми она устраивается на перчатке, – шорох и скрип оперения, тихий горловой клекот – все это звуки узнавания, домашние, дочерние, почти привередливые. Грудка у нее забрызгана кровью, на когтях – клоки мяса.
Позже Генрих скажет: «Сегодня ваши девочки летали отлично». Сокол Энн Кромвель на перчатке у Рейфа Сэдлера покачивается в такт конскому шагу. Рейф и король едут рядом, непринужденно беседуя. Все устали; солнце клонится к закату, они, отпустив поводья, возвращаются в Вулфхолл. Завтра в небо взмоют его жена и сестры. Женщины, чьи кости гниют в лондонском суглинке, обрели новое тело. Невесомые, они плывут в воздушных потоках. Им неведома жалость. Неведом долг. Их жизнь проста. Глядя вниз, они видят только добычу да заемные плюмажи охотников, видят трепетный порхающий мир – мир, полный еды.
Все лето было таким – вакханалия крови, летящие пух и перья, собачий лай; лошадям – скребницы и щетки, джентльменам – примочки и мази на ушибы, потертости, растяжения. И, пусть всего несколько дней, Генрих купался в солнце. Иногда, ближе к вечеру, с запада налетали тучи, и большие благоуханные капли касались разгоряченных лиц, однако солнце тут же проглядывало вновь и начинало палить нещадно. А сейчас небо такое ясное, что можно подглядывать за святыми в раю.
