В этот вечер ковены Эшленд и Фривуд перестали существовать. Почти. Игрин чувствовал, как руки перестают слушаться. Как сильно ему хочется опустить топор и перестать рубить шеи девушкам, что вылезали на лунный свет, продираясь сквозь завал огромного особняка. Но он знал — нельзя останавливаться. Внутри него горела та самая ненависть, которой славились охотники. Убивая каждую из этих ведьм, он представлял, что убивает ту, что отняла у него жену и дочку. Такая обычная история, такая банальная. Они жили в маленькой деревне, в Западных землях. Еще до Войны. Был кузнецом, единственным в округе. Потому, когда пришла Война, его забрали. Заставили идти воевать с врагом, которого он не знал и которого не мог ненавидеть. Он клялся, что вернется, жена уверяла, что будет ждать. И она не обманула. Дождалась своего мужа. И он не нарушил слово — вернулся с войны, без наград и почестей, зато живой. Вот только жена не верила, что он выживет. Но слишком сильно любила его.
Потому она отдала их единственного ребенка в обмен на силу змеязычницы. Стала ведьмой, чтобы помочь мужу, каждый вечер она пела песни и проводила обряды, умоляя змеиных богов защитить мужа и вернуть его домой. Он и вернулся. А когда пришел в деревню, то увидел, что все его друзья и соседи мертвы. Жена убила их и использовала кровь и кости для своих ритуалов. Где была дочь она не знала. Жива ли, мертва — женщина не могла ответить. Игрин помнил тот самый момент, когда схватил ее за шею, не в силах остановиться. Он душил ее, а она смотрела на него непонимающими глазами. Ведь она все сделала правильно, она спасла его, тогда почему, почему он душит ее? Змеи старались высунуться, старались взять ее тело под контроль, но не могли пробиться сквозь тугие пальцы Игрина, что сжимали шею до хруста, стиснув так, что его ладони почти соприкоснулись. Любовь всей его жизни испустила последний вздох в его объятиях и упала на руки, безмятежной и легкой. Такой, какой он ее помнил. На Войне Игрин слышал о ведьмах. Он знал — их необходимо сжигать, иначе они могут ожить. Последнее, что он запомнил — это как растопил свой старый кузнечный горн и затолкал туда тело жены. А потом долго смотрел, как она догорает мерным, зеленым пламенем.
Поэтому Игрин не останавливался. Не опускал топор и не расслаблял плечи. Он рубил, каждым ударом разнося змеязычниц на части, с каждым ударом набирая все большую скорость и становясь сильнее. Ему уже не мешала маска, не сдавливала шею, дышать становилось все легче. Бывший кузнец почувствовал, как упивается охотой. Как легко становиться ему на душе от осознания того, что в эту ночь он отправит на суд Всеотца бессчетное количество змеязыких тварей. В очередной раз громила занес свой топор, надеясь оторвать голову молодой девчонки, что практически вывалилась из-под обломков поместья. Игрин закричал "Амен", прославляя учение Церкви и тяжело опустил топор, надеясь одним ударом разломать на части хрупкое тело.
