[курсив наш], бился вместе под стенами Переславля-Залесского, силою и мужеством своим отражал несколько раз самые упорные нападения Георгиевы на Ростов» и пр. Кострому Константин сжег в 1213 г., когда, следовательно, Всеволоду было около трех лет (он родился в 1210 г. См. Лаврентьевская и Воскресенская лет.) и когда он не мог показать ни силы, ни мужества. Далее автор «Истории Углича» выдает за несомненный факт (конечно, на основании тех же местных летописей, как Супоневская, Серебрениковская и др.), что Константин, заняв в 1216 г. великокняжеский стол и желая достойно наградить сыновей-сподвижников, дал старшему сыну Васильку княжество Ростовское, Всеволоду — Ярославль, а внуку Константину Всеволодовичу — достояние его отца Всеволода, т. е. княжество Углицкое. О третьем сыне Константина Всеволодовича Владимире ничего не говорится в данном случае; он считается третьим углицким князем, и притом с 1222 г. Владимир Константинович княжил будто бы прежде в Галиче, а когда узнал, что Углицкий стол упразднился, просил отца о переводе из Галича в Углич. Выходит, что великий князь Константин Всеволодович (умер в 1219 г.) был жив еще в 1222 г. Далее, автор «Истории Углича», сообщив об удовлетворении просьбы, говорит что-то невообразимо странное: «Неизвестно, почему Углич, завися прежде от Ростова и будучи его наследственною областью, вдруг поступил в распоряжение великого князя? Должно думать, потому, что великий князь Константин Всеволодович был прежде сам ростовским князем». Теперь автор только думает, что Константин был, вероятно, ростовским князем, а несколькими страницами выше сообщал как несомненный факт, что Константин получил Ростов, Углич и Ярославль. Кстати заметим, что историк Углича почему-то считает Константина младшим сыном Всеволода
[360]. Надо думать, что составитель «Истории Углича» или не умел пользоваться местным летописным материалом, или тот был вообще не чем иным, как плодом фантазии местных любителей старины. При существующем состоянии русской истории, как науки, местные предания и летописи не должны служить для историка опорными пунктами, хотя, надо заметить, и в наше время к ним прибегают, как к серьезным источникам для заполнения пробелов, сознавая в душе всю их несостоятельность и успокаивая свою совесть тем, что эти предания освящены давностью.
Не отвергая вполне этих освященных давностью местных преданий, мы тем не менее на основании более древних, более достоверных общерусских или областных летописей можем считать самостоятельных удельных князей Углицких только с Владимира Константиновича.
