Сталин, возвращаясь в свой двухэтажный особняк, просматривал шифровки из Москвы, иногда звонил туда по правительственной связи, подходил к окну, садился в кресло и смотрел на парк, красивое озеро, чахлые сосны. О чем думал Сталин, находясь на земле, породившей гигантскую военную машину, с которой он вел четыре бесконечно долгих года смертельную, изнурительную борьбу? Может быть, вспомнил, что здесь, на этой земле, родилась идеология, главным жрецом которой уже долгие годы был сам? Может быть, вспомнил Пленум ЦК партии в январе 1924 года, когда, выступая в прениях по докладу Зиновьева о международном положении, он заявил, что "не поддерживает репрессии против Радека за его ошибки в германском вопросе”>9? Однако Сталин осудил Радека за его курс на союз с германскими социал-демократами, не поняв, по существу, что отсюда берет начало одна из его ошибочных линий в международных делах. Может быть, объединись коммунисты с социал-демократами, они не дали бы гидре фашизма поднять голову… А репрессии — пока преждевременны, их время тогда еще не пришло. Подумав о Радеке, вспомнил его шутку-каламбур, пущенную в 1928 году, когда тот был в Томске, в ссылке. Но теперь уже сосланный Сталиным. Шутку эту Сталин ему не простил. Генсеку передали, что в своем кругу Радек сказал: "У нас со Сталиным расхождение по аграрному вопросу: он хочет, чтобы моя персона лежала в сырой земле, а я хочу — наоборот…” Правда, за время своей ссылки Радек быстро сменил ориентацию. В сентябре 1928 года он прислал телеграмму Сталину с протестом против продолжавшихся арестов и ссылок членов троцкистской оппозиции и с требованием вернуть Троцкого по состоянию здоровья из Алма-Аты. А уже через полгода в своем письме Сталину и в ЦК ВКП(б) осудил выступления Троцкого в буржуазной печати…
Чем больше лет, тем чаще память обращается к былому. Давно нет Радека, а вот вспомнил его; когда-то он в начале 20-х годов занимался "германским вопросом”… Может быть, Сталин, устав от долгих дебатов с Трумэном и Черчиллем, вспомнил Тельмана, которому он не смог (или не захотел) помочь? В конце 1939 года Молотов доложил о телеграмме тогдашнего советника полпредства СССР в Берлине Кобулова. Тот сообщал, что к нему в полпредство приходила жена Э. Тельмана. Она, зная о заключенном договоре "о дружбе” с Германией, просила Москву попытаться вырвать ее мужа из фашистских застенков. О себе она сказала, что "у нее никакого выхода нет, ибо она, не имея средств к существованию, буквально голодает”. Кобулов заявил ей, как говорится в телеграмме, что "мы ничем помочь ей не можем”. На глазах ее появились слезы и она спросила: "Неужели вся его работа в пользу коммунизма прошла даром?” Кобулов повторил ей своей ответ. Советник сообщал, что жена Тельмана "просила нашего совета — может ли она обратиться к Герингу с заявлением; я ответил, что это ее частное дело. Тельман, очень огорченная, ушла”
