Царская чета убедила меня остаться во дворце, мы вместе сходили на вечернюю службу и я даже поиграл с детьми – дочками и Алексеем. Семья все еще увлекалась настольными играми, в Мироеда мы сначала с девочками разорили папашу, потом скупили заложенные предприятия мамы. Устроили тотальный разгром.
И все это под завывание метели за окном. Весна сдала позиции зиме, опять повалил снег.
Слуги разожгли камин, затрещали сгорающие полешки. Лепота!
Утром я банально проспал. Надо было бы встать пораньше и смотаться из дворца, но лег я поздно, а перед сном еще почитал «Мать» Горького. Роман только вышел и уже успел наделать шума. Критики разругали его в пух и в прах – неудачная попытка написать новое Евангелие, плоские персонажи… Да и сам Горький потом будет признавать, что «Мать» написана так себе – «в состоянии запальчивости и раздражения» от событий первой русской революции.
Из нынешнего времени сюжет романа, конечно, воспринимается совсем по-другому. Все эти стачки, листовки, первомайские шествия…Читаешь и видишь насколько Россия – кипящий котел с наглухо закрытой крышкой.
Иллюстрацией этой самой «крышки» я получил сразу после завтрака. Разодетый Николай зачем-то потащил меня на встречу с Головиным. Председатель Думы явился в Царское с целой делегацией депутатов. И это стало его роковой ошибкой. Полагаю, приедь спикер в одиночку – все бы кончилось взаимным прощупыванием и аккуратным обозначением позиций. Чего хочет двор и Николай, какие настроения в Думе. Ну и завистливым разглядыванием огромного бриллианта на моем мизинце.
Но пара депутатов от эсеров сразу влепили помазаннику про Конституцию. И тихий, вежливый Николай взбеленился:
– Я рад видеть представителей всех партий, съехавшихся для изъявления верноподданнических чувств. Но ваше увлечение бессмысленными мечтаниями… – царь повысил голос, лица депутатов посмурнели. – Пусть все ведают, что я, посвящая свои силы благу народному, буду охранять начала самодержавия столь же твердо и неуклонно, как и мой незабвенный родитель.
Тут уже расстроился я. Упорство и упрямство Николая в вопросах незыблемости самодержавия буквально приговаривало его к страшной участи.
Головин пытался сгладить ситуацию, долго и велеречиво говорил «ни о чем», но встреча была испорчена.
Я тихо свалил по-английски, не прощаясь. Пора было взяться за «объезд» выборгских подписантов – теперь я был на 99 % уверен в том, что мне удастся добиться амнистии основных фигур. К бабке не ходи двор войдет в конфликт с новой Думой (уже вошел) – Николаю нужно будет кинуть народу кость.
