Капитан ткнул меня локтем, прошептал:
– А это там новая фаворитка царицы? Там на, противоположном балконе.
Я присмотрелся. Да, в черной вуалетке сидела очаровательная Анечка Танеева. Я помахал ей рукой, на меня зашикали.
Фрейлина заметила мои телодвижения, кивнула.
– Хороша! В самом соку.
Стольников облизнулся.
– Не про твою честь, Никодим – хмыкнул я – Ей прочат гвардейских офицеров в мужья. А ты, кстати, женат!
– В единении с Монархом народное представительство неудержимо проявит… – Головин подходил к финалу своей речи. В ход пошли отмашки рукой, грозно насупленные брови.
Наконец, новый председатель закончил свою речь, зал взорвался аплодисментами. Зашипели магниевые вспышки фотоаппаратов газетчиков. Головин объявил заседание закрытым и сошел с трибуны пожимать руки. Первым его поздравлял в министерской ложе Столыпин.
– Ну, что, по домам? – капитан с сожалением бросил взгляд на Вырубову.
Мы встали, задвигались стулья в ложе. К нам начала протискиваться знакомая фигура. Ба! Да это Булгаков. Собственной персоной.
– Григорий Ефимович, мое почтение! Господин Стольников, как вам речь Головина?
Я пожал руку философу, нацепил свои «инфернальные» очки.
– Может в ресторан? – капитан кивнул в сторону выхода – Отметить так сказать выборы, да и вообще…
– Никаких кабаков, Никодим – отмел я предложение Стольникова – У нас работа только начинается. Пойдемте вниз.
Мы спустились к портику дворца, встали в «засаду».
– Кого ждем? – поинтересовался Булгаков.
– Столыпина – коротко ответил я, быстро пролистывая бумаги в папке. Все было на месте, осталось только дождаться выхода премьера. Его авто уже стояло у подъезда.
К нам присоединился главред Слова с фотографом. Адир вытирал лицо платком – вспышка засыпала его щеки магнием.
– Пустая говорильня – пожаловался Перцов – Мы конечно комплиментарно дадим в передовице, но…
– Не надо! – оборвал его я – Топите вторую Думу. В каждой статье.
– Это почему же? – главред аж открыл рот. Капитан с Булгаковым навострили уши. Даже Адир перестал вытираться.
– Долго не проживет – коротко ответил я – Будет третья.
– Это вам… – замялся Перцов – Свыше было дадено?
Ответить я не успел, показалась свита премьера с ним во главе.
– За мной! – я устремился к Столыпину, раскрывая папку – Петр Аркадьевич! Отец ты наш!
– Распутин… – премьер сморщился, но затормозил. Вокруг начал толпиться народ, появились жандармы.
– Неужели нельзя приватно?
Но я уже раскрывал папку.
– Нижайше прошу рассмотреть прошение об амнистии! – громко начал я, вытаскивая документы.
