– Меня, помню, поразило сообщение столетней давности одного моего земляка, о котором хорошо бы сказать несколько попутных слов здесь, а то дальше сделать это будет, пожалуй, негде, и прошу читателя простить меня за очередное отступление; так уж у нас получается, по расхожему выражению, всю дорогу, а наша дорога в прошлое – очень дальняя, и по ней не пройти, как по струнке…
Имя его многим ничего не говорит сегодня, в чем я убедился, опросив десятка полтора столичных студентов, учителей, писателей, инженеров, ежедневно потребляющих по моде нашего времени уйму радиотелевизионно-телефонно-газетно-журнально-книжной информации. Вы можете спросить меня в этом месте нашего путешествия, почему мы должны знать о каком-то сибиряке, носившем сто лет назад ничем не примечательное имя Николай Ядринцев, и вообще: зачем в наш век информационной лавины и всеобщей занятости перегружать память сведениями, не дающими непосредственной пользы? За такой возможный вопрос я не склонен винить даже сибиряков, русских и не русских, одинаково обязанных все же помнить Николая Ядринцева! Что ж, перегруженный знаниями читатель, если ему попали на глаза эти строки, пусть пропустит несколько следующих страничек, сэкономит время и оставит в своей памяти свободное место для другой информации…
Давным-давно ушло из жизни поколение, знавшее Николая Ядринцева в лицо, но если бы мы, подытожив их воспоминания, захотели одним словом означить его внутреннюю сущность, то самым точным было бы, пожалуй, – это вдохновение. Он не был, однако, поэтом или революционным трибуном, хотя в душе его жил поэт, а в его делах революционер. Воспитанный на светлых идеях шестидесятников, он в общественно-политических условиях второй половины прошлого века нашел свою стезю служения народу и родине. Беззаветно любил Сибирь, вслед за декабристами мечтал о развитии ее производительных сил, считая, что оно невозможно без создания в этом обширном и богатом крае собственного центра образования и просвещения.
Ему был двадцать один год, когда он, вернувшись в родной Омск из Петербурга, где в качестве вольнослушателя прошел университетский курс, прочел свою знаменитую лекцию, напечатанную вскоре в Томске, призвав сибиряков построить университет на собственные средства, если казна в них отказывает. Вскоре он был арестован. Три года содержался в омской тюрьме, а потом был на шесть лет сослан в Архангельскую губернию – «Сибирь» для неугодных властям сибиряков. За что же? Вместе со своими единомышленниками-земляками он, убедившись, что царские власти отказывают в действенном внимании его родине, пришел к сомнительной идее сибирского сепаратизма. А сразу же по возвращении из ссылки составляет доклад царю, где вновь доказывает необходимость открытия университета в Сибири. Он писал, в частности, что большинство молодых сибиряков, получив образование в европейской России, там и находят приложение своим знаниям, в то время как «Сибирь не менее, если не более, нуждается в полезных деятелях, без которых ее производственные средства, связанные с естественными богатствами, остаются неиспользованными».
