Выбравшись на сухое место, Мартынов остановился, не сводя глаз со своего левого носка, шевельнул в недоумении черными бровями.
— Как сапоги? — спросил Юрасов.
— Немного того… Пропускают аш два о.
— Мои тоже пропускают и выпускают, — улыбнулся Юрасов. — По воде идешь — наберешь ее, согреется она в сапогах. На сухое выйдешь — теплую выпустишь. Снова в воду — и снова холодную набираешь. Вот такой круговорот получается.
Началась непролазная грязь. Одну ногу вытащишь, вторая застревает. Сапоги тяжеленные, налипло на них — не поднимешь сразу. Вышли на лед Бахмутки. За рекой село. Вот бы где обогреться! Но что такое? Пригляделись внимательнее, а из окон вместо стекол пучки соломы торчат, затычки тряпичные. Тут и там закопченные трубы, вовсе без стен и без крыши. Но из страшных этих труб дымок вьется. Значит, живы хозяева.
2
Одна рота остановилась на окраине. Целая хатка, плетень и тот нетронутый — загораживает ее со всех сторон. Шагнул Саша Мартынов на крыльцо, а из двери навстречу ему — женщина.
— Окаянные! Окаянные!
Заслонилась руками как от удара. Растрепанные волосы по плечам разметались, глаза безумные.
— Окаянные!
И скрылась в саду. Что делать? Бойцы стояли, переглядывались, с ноги на ногу переминались, пока женщину не привела худенькая черноглазая девушка с удивительной белой косой.
— Что вы, тетя Варя, что вы! Это же свои, — уговаривала она ее. Та дрожала и льнула к ней. А девушка все кивала бойцам, кивала.
— Кто так напугал? — спросил Юрасов девушку.
— Фашисты проклятые, кто же еще! Сына у нее убили, ну и помутился рассудок…
Оксана — так звали девушку — видела все это своими глазами. Она пришла сюда, в Звоновку, после долгих странствий в тылу противника. До своих отсюда — рукой подать. Но ее уговорили задержаться — враги отступают, может, и родное село скоро будет свободным. Там отец с матерью…
Хозяйка, у которой переночевала Оксана, сказала ей:
— Ишь ведь как ты оголодала, косточки одни. Пережди у меня. В тесноте, да не в обиде. Лишь бы обидчики обошли стороной.
И девушка осталась.
Сын хозяйки, ласковый мальчик с легкими, как пух, волосами, быстро привязался к квартирантке. Показал ей звездочку, подаренную красноармейцами.
Когда нашим пришлось уходить из деревни, сержант, квартировавший у них, оставил на память эту звездочку. Он очень волновался, даже шрам у виска порозовел. «Мы, Тарасик, обязательно вернемся. Ты жди нас, слышишь? А звездочку спрячь пока». Тарасик, в свою очередь, протянул сержанту свой пионерский галстук: «Возьмите». Но сержант только бережно подержал галстук в руках и вернул. «Сохрани его до нашего возвращения, ладно? Тоже спрячь. Потом дашь мне, и я донесу его до самого Берлина».
