Вздрогнул Юрасов. Раскрыл ошеломленно глаза. Не во сне, а наяву грохочет все кругом. Качаются стены, или это его качает во все стороны вместе с толпой? Сверлят уши детские плачущие голоса.
— Папа!
— Мамочка!
— Сереженька! Где ты, сынок? — истерически выкрикивает в углу женщина. — Сереженька! Сынок!
Людской поток вынес Юрасова на привокзальную площадь. Глянул на небо — а там самолеты. Чужие, вражеские. Бомбардировщики. Посыпают город бомбами. Шум, крик, пожары.
«Где-то сейчас пограничник с малышкой? — подумалось ему. — Они же здесь вышли. А Шура? Что с Шурой?» От волнения на лбу выступила испарина. Но как он мог помочь им? Чем?
Шура, та девушка, с которой познакомился в пути, сошла с поезда здесь, в Кишиневе. Сюда она приехала по комсомольской путевке вместе с подругами. И вот оказалась далеко от семьи в такое время, когда лучше быть рядом с родными.
Утром в комендатуре Юрасову сообщили то, о чем он уже догадывался:
— Война. Фашистская Германия напала на нашу страну. Побыстрее добирайтесь до места службы. Спешите.
Но как спешить, если на станции объявили, что поезд до ночи не тронется? Надо ждать темноты. А сейчас только утро. Первое утро войны. Так же тепло и солнечно, как вчера. Ветер ласково ворошит волосы прохожих; скачут по дороге воробьи, и самые молодые из них, еще пушистые птенцы, трепещут крыльями, разевая желтые клювы, а взрослые ловко засовывают в них букашек — кормят. Как ни в чем не бывало.
Но нет-нет да и пахнет гарью из переулка, взгляд упрется в скрюченный скелет дома. Обугленные до черноты балки, кусты и те обгорели, жалко и страшно торчат их голые ветки. Еще вчера они, зеленые, обрамляли крыльцо, по которому поднимались к себе домой счастливые люди.
Юрасов шагал к общежитию, где должна была поселиться Шура. Здание, кажется, цело. Ну, значит, с ней ничего не случилось.
Девушка встретила так, будто не один день, а всю жизнь были знакомы. Вцепилась своими слабыми пальцами в его плечи и всхлипнула:
— Ой, что теперь будет с нами…
Ее подруги плотно окружили их. Затеребили Юрасова. Посыпались вопросы, предположения. Да, война. Да, будем воевать. И победим. Непременно! Он утешал их, как мог. И они повеселели. Заулыбались даже. Нет, они ни за что не останутся в тылу. Вот пойдут и запишутся все добровольцами. Раз воевать, то всем. Они тоже хотят защищать Родину наравне с мужчинами.
— А к нам уже старый домовладелец приходил, — вспомнила вслух белокурая девушка, тоненькая и стройная, как стебелек. — Убирайтесь, говорит, из моего дома. Это, говорит, моя личная собственность. Надо же, и откуда он взялся? Где этот гад прятался?
