— Да пойдешь ты к ним или нет?! Куда же еще? На склад. Люди ждут. Телеграммы целых две принесли. Да ты пойдешь, наконец?
Бык стукнул лапой по обширной груди, что-то глухо прорычал, сорвал с себя и отбросил в угол халат и покинул арену.
Абрам тем временем подхватил табуретку, перекинул через прилавок и осторожно поставил перед покупателем:
— Прошу вас! Вы абсолютно правы! Да кто говорит, что не правы?! Только стоит ли? Такой почтенный человек!
Покупатель, отдуваясь, присел, забарабанил пальцами по прилавку и с напускным спокойствием процедил:
— Разве это жизнь? Ну, сами скажите! Можно теперь обойтись без оружия? Пальни этакому в лоб и осчастливишь весь мир…
— Ну, ты загнул! Нервничать из-за Кочоиа? Да он и с виду-то на человека не похож! Делать тебе больше нечего?!
Благородством, отметил про себя покупатель, не блистала внешность и Мошиашвили. Рыжая борода его начиналась чуть не от самых глаз. В зарослях ее помещался плоский большой нос да посверкивали маленькие пронзительные глазки. К тому же голос у него был тоненький, леденящий.
— Как его фамилия-то?
— Фамилия? Записана где-то. Вроде на языке, а не вспомню. Где тут все упомнишь? Суета! Чем закусывал утром, позабыл… до его ли тут фамилии! Пропади все пропадом! Между нами говоря, я этого работничка с трудом здесь удерживаю, все сбежать норовит. Не желает работать, и баста!
— Да что за него держаться-то? Гнать его надо! — подпрыгнул на стуле оскорбленный в лучших чувствах покупатель.
— Гнать! Да кутузка по нем скучает! Насчет гнать он и сам востер, еле, говорю, ведь удерживаю. Ни копейки, говорит, нет дохода, чего тут сидеть? Думал небось, как пристроится в магазин, так на подносе денежки потекут…
— Жалобную книжечку… — прервал словоизлияния Мошиашвили покупатель.
— Сию минутку! И правильно… Пишите все напрямую, во всех подробностях… без всяких там! Заслужил — получай! Что я — прошу пощадить четырех его деток? Не прошу. Пусть голодные бегают! Старший небось уже в четвертом! Нам-то слаще, что ли, жилось?
— Да не беспокойтесь, вырастут, похлеще отца еще будут!
— Ну! А я что говорю? Дети пока еще что твои ангелочки. Даром, что сам отец никудышный! Погодите тут, я мигом за жалобной сбегаю. И бояться его нечего! А то пугать вздумал! Сидел, мол! Ну, сидел! Ну, и что?! Ну разорвал кому-то рот до ушей?! Так что, опасаться его из-за этого? Ну, если милиции не дозовешься, так…
То ли четверо Кочоииных детей смягчили покупателя, то ли представший воображению облик безымянной жертвы с разорванным ртом, то ли еще что, только у покупателя пропало желание требовать жалобную книгу.
