— Слушаю.
— Все-таки доехали мы с тобой до конца, Катюша.
— До какого конца?
— До старости.
— Да какая это старость! Я теперь только собираюсь среди детей и внуков пожить, порадоваться на них. Кебуладзевской Гаяне вон восемьдесят шесть уже, а она с рынка пуда полтора кукурузы тащила. А у нас что за возраст? Тебе только семьдесят два будет двадцать первого октября.
— Семьдесят два уже?
— А как же! Посчитай сам. Ты же с седьмого года.
— А ты?
— Ты забыл, что ли, я на три года моложе?
— Ну-у, ты совсем еще девчонка.
Катюша улыбнулась и ласково коснулась его колена.
Мимо ворот с ревом промчались «Жигули».
— И где он столько денег гребет, зять этих Сандухадзе? Краем глаза бы глянуть…
— О чем ты, Катюша?
— Позавчера зять Сандухадзе новую машину купил.
— А старую куда дел?
— Продал, наверное, не знаю.
— Дай ему бог.
— Это верно, дай ему бог. Но разве можно на такой скорости по узкой улице носиться? А вдруг ребенок откуда-нибудь выскочит! Что тогда?
— Дзуку свое дело знает.
— Знает он, как же! И не с такими беда случалась. Ну как, полегчало?
— Что, опять к мышам потянуло? Спуститься хочешь?
— Чудной ты, однако! Неужели на полдороге дело бросить!
— Ты тоже хороша — не можешь с человеком поговорить. Может, мне что надо тебе сказать.
— Ладно. Вот, пожалуйста. Села и до вечера так просижу. — Катюша сложила руки на груди и обиженно отвернулась.
Некоторое время оба молчали.
— Катюша.
— Слушаю.
— Видишь, под конец все-таки одни мы с тобой остались.
— Что-то путаешься ты сегодня. Кто это один? Четырех сыновей вырастили, внуков у нас семь. Господи, услышь меня: все на правильном пути, все здоровы. А ты: одинокие…
— А все-таки… Что ни говори, но… сейчас, в эту вот минуту, неужели хоть одного из наших сыновей не должно быть с нами?
— Разве не сам ты сказал Левану: поезжайте, отдохните и мне дайте немного отдохнуть.
— Сказал. Но на его месте я бы семью отправил, а отца с высоким давлением одного бы не оставил.
— Приедут они через три дня. Не поднимай попусту тревогу!
— И все-таки, не будь мы друг при друге, плохи были бы наши дела.
— Это верно. Дай бог им всем здоровья, но у сыновей и невесток свои дела, своя жизнь.
— Да, это так…
Опять молчание.
— Катюша!
— Слушаю.
— Положи руку на сердце и скажи — довольна ты?
— Чем?
— Вообще… всем… Каким я мужем был?
— Немножко сумасшедший был, а так вообще-то ничего.
— То есть как сумасшедший?
— Мог быть и лучше, об этом я и жалею.
— Наверное, не мог. Каким был, такой я, стало быть, и есть.
