Слухи о предстоящем этапе действительно подтвердились. Немцы вывозили не весь лагерь, а лишь пленных офицеров. В последнее время участились случаи невыхода пленных на работу, побегов, саботажа. Все это, не без основания, ставилось в вину командирам и комиссарам.
Мы готовились в путь. Как было условлено, Володька стащил в рабочей команде небольшую пилу. Он искусно спрятал ее в шов своей шинели. Показал мне и Зарембе:
— Как думаете, фриц не обнаружит?
Заремба раздобыл для меня приличную шинель. Моя давно истрепалась, ее можно было использовать только на огородное пугало.
Морозным утром 27 декабря 1942 года нас выстроили во дворе лагеря по четыре человека. Комендант прохаживался вдоль строя, сопровождаемый младшими чинами. Поджарый, тонконогий, он важно шагал вдоль колонны, сквозь пенсне оглядывая пленных. Около двух часов мы не могли двинуться с места. Все еще продолжалась перекличка, кого-то не досчитывались… Немцы ругались, собаки лаяли и рвались с поводков, мы угрюмо глядели на охранников, проклиная в душе свою судьбу.
Вздох облегчения раздался, когда скомандовали «шагом марш!». Молчаливая, серая толпа в полтысячи человек хлынула за ворота. На улице нас провожали печальными взглядами одинокие женщины. Заремба шагал рядом со мной, позади шли Володька и Качурин. Разговор в строю строжайше воспрещен, но достаточно было охраннику чуть поотстать, как Заремба начинал шептать:
— Запомните, братцы, Симферополь. Наш Симферополь! Поклянемся, друзья, отомстить…
Улучив момент, подал голос Володька. Ему не давал покоя рыжий веснушчатый охранник с овчаркой. Охранник так старался, чтобы в рядах был порядок, так горланил, что у нас дрожали барабанные перепонки. Володьку это раздражало, он готов был броситься на него с кулаками.
— Попадись мне эта сука в другом месте, я б из него котлету сделал, — твердил он.
Соседи цыкнули на старшину, кто-то съехидничал, мол, не здесь надо проявлять храбрость. Но я знал, Володька не только на словах, но и на деле может показать себя. Когда его привезли из Керчи и поместили в одном из тюремных корпусов, там оказался переодетый шпик. Он подслушивал разговоры и передавал их полицаю. Володька выследил доносчика, и на работе, во время рытья траншеи, произошел «несчастный случай». Доказательств преднамеренного убийства не было, и немцы просто разбросали по разным командам пленных этого корпуса. Так Володька, а вместе с ним и капитан Качурин, попали в мою камеру.
