Джон Ло поднял немалую шумиху вокруг своего проекта, расписывая его в самых восторженных тонах. Луизиана стала для него современным Эльдорадо с богатейшими запасами золота и изумрудов. С поистине королевской щедростью Джон Ло гарантировал выплату дивидендов под свой проект в размере 120 процентов в год. Цены взметнулись до небес, публика в жажде наживы сходила с ума.
Герцоги и графы, посудомойки и уличные головорезы включились в отчаянную борьбу друг с другом в стремлении поскорее добраться до банка Ло с тем, чтобы приобрести там как можно больше акций. В напоре истеричной толпы и последовавшей за этим давке погибло немало людей.
Правительство вовсю запустило печатный станок для выпуска бумажных денег в то время, как Джон Ло непрерывно умножал число своих акций. По всей Франции, словно ураган, бушевала финансовая лихорадка. Каждый обогащался, как мог. Слуги и конюхи, пустившиеся в спекуляцию ценными бумагами, проснувшись утром, убеждались, что за минувшую ночь стали миллионерами.
Приехавшая в оперу герцогиня с изумлением обнаруживала, что соседняя с нею ложа оказывалась занятой ее бывшей поварихой, которая теперь щеголяла сияющими алмазами.
Улицы Парижа напоминали собой сплошное карнавальное шествие. По их обочинам стояли сооруженные на скорую руку бесчисленные закусочные и кондитерские, здесь же давались интермедии и сценки. Пощелкивая, крутились колеса рулеток, воры-карманники, съехавшиеся со всей Европы, жирели за счет потерявшей голову толпы.
Население Парижа за короткое время умножилось на триста тысяч человек. Гостиницы и ночлежные дома, равно как и казармы, были переполнены. Предприимчивые домашние хозяйки сколачивали состояния, устанавливая дополнительные койки в мансардах, на кухнях и даже в конюшнях. Улицы были так забиты повозками, что лучшим и наиболее надежным средством передвижения стали собственные ноги. Цены росли, вслед за ними до небес возрастали доходы.
Днем и ночью безостановочно гудели фабрики, повсюду возводились виллы. Казалось, вся Франция устремилась вперед в золоченой карете времени.
Затем дал себя знать первый, пока еще еле слышный отзвук надвигающейся беды. Могущественный принц Конти в приступе обуявшего его гнева заполнил ассигнациями три своих фургона и двинулся к банку, требуя безоговорочного обмена их на золото. Другой, не менее известный, человек погрузил наиболее ценное из своего состояния на телегу, прикрыл его сверху сеном и, переодевшись крестьянином, в деревянных башмаках отправился за границу, в Бельгию.
