Тонкий слой «культуры» при громадном напоре снизу и невозможность самодеятельного развития личности. Живое, конкретное, человеческое утопает в этих суррогатах идеала. И вот причина неожиданного прилива сил к анархическому разложению и бунту как мировому явлению.
Эта карикатура на равенство и счастье всех соответствует форме прогресса № 2 – неорганическое единство, единообразие общества. Как это связывается с марксистской теорией поляризации противоположностей – вот вопрос!
А между тем эта форма развития имеет всеобщий характер. На ней основана вся Азия, все первые классовые цивилизации. На ней основан Рим. Имеет ли она всеобщий эквивалент экономический!
Начало мая 1974 года, статья в «Форчун»: «Кто будет делать черную работу?» Естественное уравнение зарплат – никто не хочет делать черную работу, поэтому зарплата за эти функции и все блага получаемые увеличиваются.
Скорее к обществу, в котором нет распределяющей справедливости Аристотеля! Иначе естественно нарастающее равенство людей приведет, и уже приводит, к темным последствиям. Послушайте, с каким презрением не худо живущие пролетарии неквалифицированных работ, включая уборщиц, дежурных, сиделок, дворников, продавщиц, толкуют об «ученых» и «училках».
Демократия, но демократия смердяковская, плебисцитная и грозящая миру некоторым понижением жажды образования. Впрочем, и жажда образования как стремление к одной лишь «квалификации», мания дипломов стоит той же смердяковщины.
– Вы против революции? Но все остальное в истории – это реставрация, а их не было бы без революций. Точным было бы назвать их узурпациями, потому что они присвоили себе то, что делали революции.
– Значит, можно было обойтись без революций?
– Нет, это значит, что можно было бы обойтись без реставраций, если бы революции были достаточно последовательными и всесторонними, не оставляли ничего для своих противников. Натуральный продукт все-таки имеет большую ценность, чем эрзац.
Бывают времена, когда слова кажутся богатыми значением, бесконечно драгоценными по своему содержанию, и бывает наоборот, что они пустотой становятся, только «слова, слова, слова!».
Потом они снова наливаются живыми соками жизни, снова вдохновляют и манят, дразнят воображение.
В 1908 г., например, они опустели, и, казалось, имеют значение только те слова, которые говорят о пустоте всех слов на свете.
А десять лет спустя – жизнь стала перманентным митингом. Я помню это, помню ходячее выражение начала двадцатых годов: «Не агитируйте меня, я уже давно сагитирован!»
