Мы тщательно просмотрели дальнейшие номера нижегородской газеты в слабой, правда, надежде найти опровержение хоть этого сообщения. Опровержения не было.
Как видите, тут не заметно уже ни капли остроумия – заставлять в холерное время есть пироги с тухлою начинкой или читать клинические лекции писарям! Зато слишком заметно плохое подражание Нижнему. Что же, однако, будет, если горбатовские урядники станут подражать господину горбатовскому исправнику и вместо указаний закона примут в руководство исключительно наличные запасы собственного остроумия? Не слишком ли уж юмористична станет наша бедная провинциальная жизнь?
К этим, быть может, слишком даже ярким эпизодам остается прибавить немного: отдача в невольные санитары нашла отклик в далекой Сибири. «Четверо лечивших холерных больных обложением мокрыми тряпками и нагрубивших участковому врачу, – пишут „Сибирскому вестнику“ из Омска, – отданы, по распоряжению губернатора, служителями в холерную больницу, а мещанин (изъятый по закону от телесного наказания, заметим от себя) Франц Домбровский за оскорбление врача и ложные толки схвачен полицией и высечен розгами, о чем в назидание (?!) объявлено по городу расклеенными афишами» («Сибирский Вестник», № 100).
Затем сечение довольно усердно применяется в Орле (губернатор недавно переведен из Нижнего Новгорода, где он был вице-губернатором). В «Орловских губернских ведомостях» объявлены приказы, из которых видно, что крестьянин Ливенского уезда Иона Степанов Шутов и запасный рядовой Мценского уезда Тимофей Демин подвергнуты «строгому телесному наказанию» 4 августа… Как видите, здесь не определено даже число ударов и краткая формула «строгое наказание» так и отзывается не просто добрыми старыми, а добрейшими старейшими временами, когда постановлялось просто: «бить батоги нещадно». Дальше тому же наказанию подвергнут уже мещанин Бодров за то, что позволил себе сорвать вывешенное на дворе мещанина Петрищева объявление губернского правления, при чем дерзко глумился над составителями объявления и над санитарными мерами. За таковые деяния Бодров получил 50 ударов. Интересен еще приказ (в № 237 «Орловских губернских ведомостей»), которым крестьянин Болховского уезда Филипп Горыльников, заключенный предварительно в тюрьму, предавался затем суду «по 37-й ст. устава о наказ., налагаемых мировыми судьями».
А вот еще известие, напечатанное в «Орловском вестнике», которое мы, впрочем, заимствуем из «Киевского слова» (8 сентября, № 1670): «Два болховские купца, живущие в уезде, – Захаров и Сидоров – подвергнуты местным земским начальником, за неисполнение санитарных требований, довольно чувствительным наказаниям». Что значат «довольно чувствительные наказания», которым купцов счел себя вправе подвергнуть г-н земский начальник, – это старается пояснить «Киевское слово», прибавляя от себя, что «Сидоров и Сидорова коза в известном смысле достигли равенства»… Остроумие, надо сказать, довольно печального свойства. Однако неужто в самом деле дошло уже до этого? Да, поневоле придется сказать в этом случае, что сила подражания велика… Что же касается силы закона, то о ней никак нельзя сказать того же.
