Все происходит, как в замедленной съемке, но я не могу пошевелиться. Максимум, на что я способен, — это присесть на корточки у машины и выглядывать из-за заднего бампера.
Четверо в черных военных комбинезонах, со скрытыми масками лицами выпрыгивают из задних дверей фургона и бегут к комнатам мотеля напротив нас. Один из них несет толстый металлический цилиндр. Он выбивает замок, дверь распахивается. Двое с револьверами наготове врываются в номер, остальные их прикрывают.
Напряженная тишина.
— Чисто! — раздается крик изнутри.
Один из вооруженных людей выходит на улицу и рукой подает какой-то сигнал, качая головой. За ним выходят остальные оперативники, уступая место троим помощникам шерифа, вслед за которыми в номер мотеля входит высокая женщина в куртке и ковбойской шляпе. У нее загорелое обветренное лицо с разбегающимися от глаз морщинками — это я вижу даже через всю стоянку.
Заглянув в комнату, она возвращается и осматривает машины на стоянке. Она указывает на одну из них, и помощник шерифа диктует ее номер по рации. Все молчат, поэтому его голос разносится на всю стоянку.
Мужчина, велевший мне убраться, расслабляется и выходит из-за дверцы машины. Заметив мое отражение в боковом зеркале, он оглядывается.
— Разве я не сказал вам идти к себе?
— Я… не могу. — Я показываю на помощников шерифа у двери. — Вряд ли они меня пустят.
Ему требуется некоторое время, чтобы осознать услышанное, я тоже продолжаю обдумывать происходящее.
— Твою мать! — Он щурится. — Вы, что ли, доктор Крей?
— Да, Тео Крей. Что здесь происходит?
Его рука касается бедра, там его револьвер. Он не вынимает его, просто кладет ладонь на рукоятку.
Его голос негромок, но отчетлив.
— Доктор Крей, могу ли я для вашей же безопасности попросить вас медленно поставить ведерко и поднять руки, чтобы я их видел?
Я без размышлений следую его указаниям.
— А теперь встаньте на колени.
На мне шорты, так что гравий больно впивается в кожу, но пока я не чувствую боли.
Он подходит ко мне, не убирая ладони с рукоятки револьвера.
— Я встану у вас за спиной, чтобы убедиться, что вы безоружны.
Я слежу за ним краем глаза. Он тянется свободной рукой к другому бедру.
— Могу я ради безопасности надеть на вас наручники?
— Хорошо.
У него оружие, так что я не уверен, что могу сказать «нет». Я слишком испуган, чтобы спросить, почему он считает наручники необходимыми.
Холодная сталь быстро, не причиняя боли, защелкивается на моих запястьях, после чего он спрашивает:
