Хедвиг и ночные жабы | страница 5



Хедвиг ставит солдатика с горном на место и тянется в глубь шкафчика. Вот бы достать лошадку…

Но случайно задевает фигурку, стоявшую с самого края. Солдатик срывается и с грохотом падает на пол!

Хедвиг спрыгивает и хватает его. Сердце стучит так, что в груди почти больно от его ударов. А когда она поднимается, перед ней стоит бабушка, прозрачнее и серее тени.

Хедвиг окаменела. Она не может сдвинуться с места, не может вымолвить ни слова. Они долго стоят и просто смотрят друг на друга.

– Я устала, – говорит наконец бабушка совершенно спокойным голосом. – Пойду посплю.

– Хорошо.

Бабушка бросает взгляд на солдатика в руке Хедвиг.

– Понравились тебе солдатики? – спрашивает она так, будто Хедвиг видит их в первый раз.

– Да.

Бабушка кивает.

– Тогда они будут твои.

– Сейчас?

– Нет, не сейчас. Сейчас я хочу спать.

И, шаркая, уходит в спальню.

– Когда ты поправишься? – спрашивает Хедвиг.

Бабушка не слышит. Дверь спальни со скрипом закрывается.

– Что же ты творишь, этот шкафчик нельзя открывать!

Из кухни прибегает мама. Она забирает у Хедвиг солдатика и ставит на место, а потом закрывает дверцу.

– Бабушка захотела прилечь, – говорит мама. – Давай-ка собираться.



Они едут в лифте, и сердце Хедвиг всё ещё колотится – как будто железо лязгает по железу. Это поразительно, что сказала бабушка, даже не верится. У папы в руках три мешка мятых рубашек. Когда они их перегладят, то снова поедут в город. И тогда, возможно, бабушке станет лучше. И тогда… возможно, думает Хедвиг, оловянные солдатики будут её.

Стейк приехал

– Хочешь, я поглажу рубашки? – спрашивает Хедвиг маму на следующий день.

– Как мило, что ты переживаешь за дедушку, – отвечает мама. – Но ты ещё слишком маленькая, ты можешь обжечься. Я сама поглажу.

– Когда?

– Это не к спеху. У дедушки есть майки.

– Он больше любит рубашки, – бормочет Хедвиг и плетётся на улицу.

Июнь подходит к концу. Отцвела каприфоль, карабкающаяся по красным стенам «Дома на лугу». Птицы в лесу щебечут уже совсем не так бодро, как неделю-другую назад. Овцы дремлют в тени, куры зевают, стоя на одной ноге, а осёл Макс-Улоф серой тенью бродит по прохладной опушке. Когда настроение у него нормальное, на нём можно кататься верхом, но, как правило, он предпочитает одиночество.



Возле домика для щенков стоит папа и точит косу.

– Как всё заросло, – стонет он, поглядывая на высокую траву вокруг построек. Тут косить и косить. – У меня уже спина не разгибается.

– Помочь? – спрашивает Хедвиг и тянет косу у него из рук.