- Ты знаешь, почему я тебя полюбила?
- А почему?
- Ты веселый... У нас парни угрюмые, как зэки... все им не нравится... и апельсинов теперь самолетами не привозят, и денег мало стали платить... Можешь сейчас сказать громко: Неля, я твой?
Приподнявшись на локоть с шумящей, как душ, головою, Самохин кричал в потолок:
- Не-еля, я твой!.. навсегда-а!..
И она, полуулыбаясь, закрывала глаза.
Неля сказала, что выходила замуж за одного тундровика- охотника, но устала от его хвастливого пьянства.
Она знала множество стихов и читала их Самохину в самое ухо.
- Если я заболею, к врачам обращаться не стану... Обращусь я к друзьям, не сочтите, что это в бреду. Постелите мне степь, занавесьте мне окна туманом, В изголовье поставьте ночную звезду...
Устав от лежания, вскочив и наладив кое-как магнитофон, они нагие танцевали. И выдергивая ноги из нарастающего кома гладкой глянцевой пленки, действительно становились похожи на того самого Лаокоона, которого задушили змеи... Они пытались распутать эти восьмерки и круги, намотать на бобину, но не получалось... и они небрежно затаптывали их, и неиспорченной музыки оставалось все меньше...
Но пришел день расставания.
- Я к тебе вернусь, - говорил он, улетая, как говорят многие возлюбленные на свете своим возлюбленным.
Конечно же, он потом за ней прилетит.
И они вместе переберутся на материк. Где растут зеленые деревья. И ходят живые лошади.
На горнорудный комбинат он попал лишь за три часа до самолета. Боялся, что в канцелярии воскликнут: и где ты шлялся неделю? Но там женщины спокойно отметили парню, от которого пахло вином и жаром, сроки пребывания в командировочном удостоверении. И вот он дома, на юге Сибири...
Право же, он сам верил, что для него теперь начнется новая жизнь, и она связана только с нею, с тихой, ласковой, узкобедрой Нелей...
Но под Новый год к Самохину приехала из Т.-ска Татьяна, с которой они хотели пожениться еще летом, когда закончили университет (Татьяна училась на юридическом). Но девушка заболела. А может быть, придумала, что заболела, потому что у Самохина с ее родителями не вышло теплого разговора - суровые они у нее, сердитые люди.
- Кудряв, как баран... - передавали подруги Татьяны слова ее отца про Самохина.
- Шибко громко говорит, - обмолвилась мать. - Как радио.
И за прошедшие полгода Самохин стал постепенно привыкать к мысли, что Татьяна к нему уже и не приедет. Как это она пойдет против воли отца? И вдруг она явилась, в желтой дубленке, закутанная в шаль, в варежках и в валенках.
