Стелить ту самую легендарную «соломку» в местах, где я могу предполагать грядущие «падения».
А времени у меня крайне мало.
В Овальном зале второй час шло совещание, несколько раз прерываемое пятиминутными «перекурами» в моменты, когда Маша вынужденно покидала нас. Токсикоз – штука неприятная во всех отношениях, а сильный токсикоз особенно. Особенно когда ты царица и прочих земель императрица и у тебя полно всяческих государственных обязанностей помимо обнимашек с уже ненавистным тазиком. Хорошо хоть в Доме империи есть все мыслимые удобства в плане сантехники, а из моего официального кабинета до нашей личной квартиры всего несколько десятков шагов.
Ну что тут скажешь. Таковы прелести будущего материнства. Тут уж как повезет с токсикозом. Нам вот пока не повезло. Впереди еще восемь месяцев беременности, и тут ничего не попишешь – будет всякое, и хорошее, и трудное.
Разумеется, я предоставил Маше наилучшие условия и уход, какие только возможны и могут быть в этом времени. Так что теперь нас во всех поездках и во всех местах обитания сопровождает еще и личный лейб-акушер госпожа Улезко-Строганова со своей медицинской бандой.
Одетый по случаю в дворцовую ливрею, камердинер Евстафий тихо доложил мне на ухо:
– Государь, ее величество.
Киваю и оборачиваюсь к входящей Маше. Ее безупречный серый мундир генерал-майора императорских сил спасения лишь подчеркивал необычайную бледность ее смуглой кожи.
– Ты как?
Она вымученно улыбнулась.
– Надеюсь, что сегодня к трону никому не придется спешить с ведром или тазиком. С короной на голове мне будет очень непросто наклоняться…
В ответ на незатейливую шутку сжимаю ободряюще руку бывшей итальянской принцессы Иоланды Савойской.
Да, у нас сегодня в программе мероприятий еще и моя тронная речь в Андреевском зале. И по протоколу Маша должна будет принять участие в церемонии. Хорошо хоть на Большой императорский выход я ей идти не разрешил, и мы ограничились кратким присутствием ее величества в Успенском соборе во время воскресного богослужения. Я бы сегодня и туда ее не пустил, но подданные буквально жаждали увидеть «благословенную Марию Псковскую», и она не могла не прийти под взоры прессы и кинохроники. The Show Must Go On. Законы шоу-бизнеса никто не отменял даже в 1917 году. Министр информации новоявленный граф Суворин подтвердит.
– Евстафий, голубчик, скомандуй-ка построение.
Мой начальник личной тайной разведки усмехается краешком глаз, чинно кивает и, выйдя в приемную, провозглашает официальным тоном:
