Она изменилась, конечно, - лицом стала темнее, наверное, летом загорала? Или это макияж? Глаза те же... огромные, чуть косо глядящие в никуда... И волосы как бы мокрые. А губы сжались жестко, как у швеи, которая иголку в губах держит...
Рядом на столе - ее руки, на правой - серебряное кольцо. Но если ты демонстрируешь, что замужем, зачем пришла? Как товарищ?
Они долго молчали, он не решался и слова сказать, все ждал чего-то. Наконец, Савраскина подняла глаза и проговорила почти спокойно (разве что гортанное что-то прозвучало в слове "никогда"):
- Давай, Левушкин, прежде всего договоримся: мы никогда не будем вместе.
- Потому что п-предал?
- Я не знаю, как это называется... пусть никак. Но... мы были все-таки близкими, да? Поэтому я тебе зла не желаю. Не вздумай спиваться на моих глазах или вены резать. - Она догадалась? - Уезжай подальше.
- Куда? - Он смог, наконец, посмотреть на нее.
Но теперь уже она смотрела в сторону, на бармена.
- Тебя приглашали в Англию... Да и Белендеев, конечно, сватал.
- Сватал. А мама? - Про сына не стоит говорить. Больно ей будет слушать о сыне любимого когда-то человека...
- Не поедет?
- Старая, слепая...
Галя уставилась на сверкающую ложечку. К мороженому оба не притронулись.
- А в деревню? Ты когда-то рассказывал про Красные Петухи.
- Да... - Алексей почувствовал, что краснеет от радости. Все она помнит. - Но при живых детях... на шею снохе? А у меня сейчас никаких денег нету.
- Но ты мог бы у наших академиков занять... Там старух хорошо лечат. А ты же вернешься?
- Конечно. - Алексей вдруг заволновался. - Конечно. - Ему показалось, что в слово "вернешься" Галя вложила особенный смысл. - Я обязательно...
Однако Галя, видимо, чтобы чуть охладить разговор, добавила:
- А я решила - в Москву, в докторантуру...
Они опять замолчали.
- Ты правда, Галя, не хочешь выпить коньячку? Зябко на улице.
- А мы уже уходим? - Она взяла в руки сумочку.
- Да что ты! - испугался Алексей. - Мы же еще...
- Не хочу. И ты не пей. Это бегство от действительности, как сказала бы твоя мать.
- Да. От живой советской действительности, от серьезных дел.
- Жалко ее, - сказала Галя. - Я бы могла к себе взять... Моя-то умерла.
- Да? - вырвалось у Алексея. Он действительно об этом не знал. Эгоист дерьмовый.
- Но у меня две девочки... надо их поднимать.
- Дочери?
- Нет, сестренки... - Галя помолчала и вдруг жестко добавила: - Своих детей у меня не будет.
- По-почему? - Алексею холодно стало от ее неожиданного признания.
