Спейд вошел и крепко пожал протянутую ладонь. Бледный и помятый юнец зашел следом. Спейд вытащил из карманов пистолеты и протянул Гатмэну.
— Не позволяйте вашему шалуну играть с ними — может пораниться.
Толстяк весело рассмеялся и взял пистолеты.
— Так-так, — прокудахтал он и перевел взгляд на юнца. — Что это значит, Вильмер?
— Какой-то инвалид отобрал у него эти хлопушки, но я заставил их вернуть, — вмешался Спейд, видя, что обескураженный юнец не собирается отвечать.
Гатмэн снова захохотал.
— Клянусь честью, сэр, вы очень занятная личность, — сказал он, возвращая юнцу пистолеты. — Проходите же, садитесь.
Юнец вышел через правую от входа дверь.
Толстяк усадил Спейда в плюшевое зеленое кресло, всучил сигару, поднес зажигалку, смешал виски с содовой, дал один бокал Спейду, а сам уселся напротив с другим.
— Позвольте мне извиниться за…
— Ничего, — перебил Спейд. — Поговорим о черной птичке.
Толстяк склонил голову набок и доверчиво посмотрел на Спейда.
— Хорошо, сэр, — неожиданно легко согласился он, отпивая виски. — Осмелюсь сказать, что, хотя человеку вашей профессии то и дело приходится сталкиваться с поразительными историями, такой вам еще слышать не доводилось.
Спейд вежливо кивнул.
Толстяк возвел глаза к потолку и спросил:
— Что вам, например, известно, сэр, об ордене госпитальеров-иоаннитов, позже переименованном в орден родосских рыцарей?
Спейд небрежно махнул сигарой.
— Немного… только то, что я помню со школы… крестоносцы и что-то в этом роде.
— У вас отличная память, сэр, просто отличная. Вы, конечно, знаете, что Сулейман Великолепный изгнал их с Родоса в тысяча пятьсот двадцать третьем году?
Спейд буркнул в ответ что-то невнятное.
— После этого им пришлось обосноваться на Крите. Там они сидели до тысяча пятьсот тридцатого года, когда император Карл Пятый, поддавшись на уговоры, отдал им… — Гатмэн показал три пухлых пальца, — Мальту, Гоцо и Триполи.
— Вот как? Верю вам на слово.
— Да, сэр, но с таким условием: они обязались выплачивать императору ежегодную дань в виде одного сокола: в знак того, что Мальта по-прежнему принадлежит испанской короне и что, если им придется покинуть остров, он снова отойдет к Испании. Но все это вы, конечно, и без меня помните.
— Разумеется, разумеется, — поддакнул Спейд.
Толстяк повертел головой, удостоверился, что двери закрыты, придвинулся на несколько дюймов ближе к Спейду и заговорщически зашептал:
— Вы имеете хоть слабое представление о неисчислимых богатствах ордена в эту эпоху?
