— Отто, тебе что нужно? Что подслушиваешь? — злобно крикнул на него Швитцер.
Отто решился. Сжал кулак, чтобы лавочник подумал, будто в нем деньги, и сильным, чистым голосом сказал:
— Прошу кило хлеба!
Швитцер пошел по направлению к хлебу, размахивая по дороге ножом. Сначала он отрезал от каравая кусок, потом добавил, но и этого было мало; он ударил чашку весов, на которой лежал хлеб, весы качнулись, затем снова рухнули в сторону гири. Г-н Швитцер отрезал от каравая большой кусок и бросил его на чашку, но этого было слишком много, хлеб перевесил, и тогда от злости он стал резать и кромсать так, что, когда весы пришли в равновесие, вокруг них валялось множество маленьких трех- и пятиугольных кусков хлеба.
— Вот она, моя прибыль! — показывал он на хлебный лом, смотря на Новака. — Это я сам должен съесть. Еще что нужно?
— Два кило картошки.
— Бумага есть?
— Нет.
— И бумагу давай за эти несчастные три крейцера. Может, шелковый пакет? Кхх… Вот вам кооператив…
Лавочник насыпал картошку в пакет, но так стремительно, что дно пакета разорвалось и картофелины покатились по полу. Швитцер задыхался от гнева. Отто полез под прилавок и стал боязливо собирать картофель.
— Еще что тебе? — орал Швитцер.
— Сто граммов сала.
— Может, двадцать, чтобы вы себе желудки не испортили? Сто граммов сала! Сто граммов сала! И в этом мне кооператив завидует! Кхх-кхх!.. Два кило картошки в пакете…
Отсек кусок от застывшего топленого сала, бросил на бумагу, пальцами схватил язычок весов. Он смотрел на игру весов, как будто отвешивал золото.
— Что еще нужно?
— Десять килограммов дров…
— Как унесешь их? Есть у тебя сумка, корзина, рюкзак?
— Вы веревкой свяжите…
— Веревкой? Сопляк! Веревку что, даром дают? Краду я веревку? Что? Кооперация? Эх!.. Господин Новак, не знаете вы, сколько мучений с этой профессией… Надоест вам, и деньги ваши пропадут. Завидую вам, — сказал он, бросив дрова на десятеричные весы. — Вечером убираете инструменты — и счастливый человек…
Связал дрова и пинком ноги бросил их на пол.
Когда все было готово, Отто протянул руку за добычей, но Швитцер закричал на него:
— Шестнадцать, и четыре, и семь, и шесть — тридцать три крейцера. Разожми кулак и плати!
Но Отто не разжимал кулак, даже спрятал за спину и, бледнея, проговорил:
— Пожалуйста, дядя Швитцер… Мы завтра отдадим… Дядя Кевеши даст пятьдесят франков… завтра…
— Разожми кулак, негодяй! Спрятать хочешь деньги! — кричал Швитцер, лицо его пылало.
— Дядя Швитцер, нет у меня денег, — прошептал Отто, холодея. — Но мы завтра отдадим. — В глазах у него стояли слезы. — Отец обязательно будет голосовать за Важони…
