И не имеют.
— Маска Солнцеподобного, верно? — не успокаивался маг. А у Верховного появилось стойкое желание убить проклятого.
За его речи.
За наглость.
Просто за то, что он, такой, существует и нарушает заведенный порядок.
— Её нашли в лагере мешеков, когда сняли осаду. И включили в число трофеев. Наверное, повезло, что не отдали на переплавку. Все-таки золота в ней прилично.
Золото.
Они и вправду торговцы по сути своей. Все-то меряют золотом. Что ж, пускай. Дрогнувшие-таки пальцы Верховного коснулись золотой щеки. И та отозвалась хорошо знакомым теплом.
— Но мы бережно относимся даже к тому, чего не понимаем, — маг все-таки опустился на ложе. — Я чувствую силу, в ней заключенную. И был бы несказанно благодарен, если бы вы сочли возможным пояснить мне, несведущему, её природу.
Будто он способен понять.
Или, хуже того, принять.
— Это маска первого жреца. Того, кто заключил договор с Солнцем, — произнес Верховный, с сожалением убирая руку. — И получил благословение его. Солнце коснулось человека, однако плоть его была слаба и не способна выдержать это прикосновение. Она вспыхнула. И обратилась божественной волей в золото.
Вовсе не то золото, которое добывают на копях Императора. Но об этом Верховный не скажет. Ни к чему.
— Он получил великий дар. И великую силу. Эта сила хранила империю мешеков многие годы, — маска вновь казалась лишь маской, но Верховный знал, что она притворяется.
Испытывает.
Всматривается в него, прицениваясь, достоин ли он, слабый человек, великой милости.
— И в год, когда слабеющие небеса стали ронять на землю пламя, эта сила привела к берегам мешеков большие лодки и людей, полагавших себя избранными. Они принесли с собой пламя и железо, но этого оказалось недостаточно. И тот, кто был благословен солнцем, забрал жизни этих людей, а еще их корабли и их знания. Он велел строить суда. Он посадил на них мешеков. И увел за собой, спасая от гнева разоренных небес.
— И привел сюда, на земли, которые принадлежали людям.
— Мешеки тоже люди, — возразил жрец, набрасывая на маску золотой полог. В сундук возвращать не стал, но взмахом руки велел подойти прислужнику. — Случилась война. Большая война. И он, тот, кто возвел первую пирамиду нового мира, положил в основание её свое сердце. Руки он отдал воинам и мастерам. Ноги — земледельцам, ибо земли нового мира родили не столь обильно.
— Как-то… жутковато звучит.
— Предания не бывают добрыми, — сказал Верховный, более не испытывая неприязни к человеку, что сидел напротив. — Тем паче о временах смутных. Он и рассказал нам, сколь опасна сила.
