- Напрасно! - с жаром подхватил Леонин. - Я сужу по себе. Я не воображаю счастья выше того, как выбрать себе на туманном небе бытия одно отрадное светило. А это светило должно быть и пламень и свет:
оно должно согревать душу и освещать трудный путь жизни; к нему прильнешь всеми лучшими помышлениями, ему отдашь все свои силы. Звезда путеводительная, маяк целого существования, оно высоко и небесно; к нему нельзя прикоснуться земною мыслью, но от него ниспадают лучи утешительные, и эти лучи озаряют и живят до гробового мрака.
- А хороша Армидина? - спросила маска голосом, исполненным женского кокетства.
Ведро холодной воды плеснуло на воспламененного корнета.
- Армидина... Почему Армидина?.. отчего Армидина? отчего вы это у меня спрашиваете?
- Да вы влюблены в нее.
- Я влюблен... нет... да... впрочем... я не знаю...
- Я ее, кажется, видела вчера в театре - там, наверху. Белокурая, кажется...
- Белокурая, - отвечал Аеонин.
- Как гадок свет! как жалки люди!
Леонин был, без сомнения, прекрасный молодой человек. Сердце его иногда доходило до поэзии, а ум до завлекательности и до остроумия, и что же? От одного прикосновения светской женщины чувство светской суеты начало мутить его воображение! Он вспомнил, бедный, об Армидиных с каким-то пренебрежением. Состояние недостаточное, квартира в Коломне, претензии на прием гостей; мать толстая, по названию Нимфодора Терентьевна; для прислуги казачок и старый буфетчик из дворовых, который вечно кроил в передней разные платья для домашнего потребления, - все это мелькнуло вдруг перед ним карикатурным явлением волшебного фонаря. С другой стороны, блеснул перед ним богатый дворец графини, наполненный всеми причудами роскоши, и в этом дворце, среди роскошных причуд, он увидел графиню прекрасную, нежную, избалованную...
- И я вас более никогда не увижу? - спросил он с грустью.
- Никогда.
- И надеяться нельзя?
- Нельзя.
- Дайте мне хоть что-нибудь на память, вашего знакомства.
Маска протянула букет и встала с своего места.
- , Прощайте, - сказала она. - Будьте всегда так молоды, как теперь. И если вы когда-нибудь будете в большом свете, не забывайте, что светские женщины много имеют на сердце горя и что их бранить не надо, потому что они жалки. О, если б вы знали, чем бы они не пожертвовали, чтобы от тревожного шума перейти к жизни сердца! повторяю вам, чем бы они не пожертвовали...
- Ничем! - громко сказал подле них голос.
Маска обернулась. Сафьев стоял подле нее с своей вечной улыбкой.
