. Это меня успокоило, и у потрескивающего огня в камине мы уже выпили за наше здоровье. Но как-то между делом я спросил полковника, каковы силы этих полутора батальонов по эту сторону Двины. «Шестьдесят человек!» – ответил он мне с улыбкой ребенка. Я полагал, что ослышался. «Шестьдесят?!» – «Да, там должны еще остаться около шестидесяти» – «И вы называете их “батальонами”?» – «Да, ведь у них и штабы есть», – сказал он и великодушно поднял стакан, чтобы еще раз чокнуться со мной за мое здоровье. Я страшно разозлился: я тут сижу вместе с ведомствами, с важными документами^ 7 миллионами марок наличными, я пытаюсь вселить уверенность в сердца пугливых балтийцев, которые не смогли уехать на уже отправленных судах, а между городом и ордой красных войск стоят «полтора батальона»: шестьдесят человек! И этот полковник о том знает и ничего не рассказывает о положении, а улыбается и пьет за мое и всех прочих здоровье! Но все же я рад сегодня, что смог сдержаться на несколько секунд, прежде чем дать волю своему разочарованию! Ведь в тот момент я посмотрел в безобидное радостное лицо полковника и понял: он невинен, как новорожденное дитя. Это меня и обезоружило. Я ему и слова дурного не сказал, а проводил его до лестницы и пошел в свой кабинет.
* * *
Утром 2 января часть ведомств уже свернули работу, около 25 чиновников и служащих с актами гражданской администрации выехали в Тильзит, чтобы там спокойно сформировать ликвидационные комиссии. Оставшаяся же часть служащих, если только они были жителями Риги или имели основания опасаться того, чем окажется для них приход большевиков, отправились в Митаву, где наши ведомства еще пытались продолжать работу.
Я оставил свое намерение дождаться прихода большевиков. Так как я стал посланником, то должен был остаться при правительстве, при котором была моя миссия. Латышское правительство уже решило в случае падения Риги отправиться пока что в Митаву. Приготовления к отъезду шли уже несколько дней, так что осталось лишь принять решение об этом. Транспортные средства для ведомств были уже готовы. Однако все часы перед отъездом прошли в совещаниях и работе. Я решил оставить в Риге небольшое представительство. Поначалу я в этом не видел никакого риска. Однако же теперь с каждым днем нарастала тревога относительно все еще неизвестной судьбы делегации Беккера, так что я иными глазами смотрел на возможность их пребывания, а потому сказал тем из этих господ, кто заявил о своей готовности остаться, что я их к этому не принуждаю, а оставляю им возможность принять собственное решение. Однако только один отказался. Оставшиеся перешли под руководство господина фон Шойбнер-Рихтера
