Прибалтийский излом (1918–1919). Август Винниг у колыбели эстонской и латышской государственности | страница 120



“Немцы из Германии и балтийские немцы пошли за Латвию в огонь. Неужто это не могло и не должно было вызывать у них мысль, что эта помощь в момент величайшей нужды обязывает кое к чему и латышей?”

Спекуляции на чувстве благодарности в вопросах политических всегда являются затеей крайне ошибочной. Предполагать наличие и даже ожидать столь редкого качества от латышского народа, рассчитывать на него – такой идеализм свойственен, наверное, только наивной городской барышне, которая полагает, что молоко и масло получают в курятнике.

Останется неизвестным, действительно ли в германских политических кругах всерьез питали такие ожидания. Но балтийские немцы в любом случае слишком хорошо знали этих негодников, чтобы даже в мечтах ожидать благодарностей в доме Ульманиса. Если же они, несмотря на это, и готовы были отдать жизнь свою и своих сыновей за освобождение "Латвии”, импульсом к этому стало исключительно острое беспокойство за оставшихся под большевистским господством их соплеменников. Недоверие балтийских немцев к правительству Ульманису отчетливо проявилось 16 апреля 1919 г., когда их ударный отряд использовал паузу, возникшую в боевых действиях после взятия Митавы, для того, чтобы в один прекрасный вечер одним движением руки – словно между одной и второй чашками кофе, – к ликованию всего населения Латвии, отправить правительство Ульманиса ко всем чертям. Политическая подготовка и реализация этого чисто военного путча была более чем жалкой. Но базовый замысел его в целом был верным: путч должен был исправить большую политическую ошибку, вызванную наступлением на Митаву и преждевременным освобождением Латвии. Если же это не удалось, то лишь потому, что с политической точки зрения путч вылился в мертворожденное правительство Ниедры, а с официального представительства германской политики на Востоке не может быть снято обвинение в том, что вообще вся эта роковая авантюра стала возможной лишь из-за его "дружественного нейтралитета” по отношению к Ниедре. Тяжелые последствия были вызваны, кроме того, и поистине недостойными интригами внутри Балтийского национального комитета. Это – отдельная история, которой я не хотел бы здесь касаться.

В предупреждениях от любой политической, материальной и военной поддержки этого авантюрного предприятия недостатка не было. Однако доверие официальных германских инстанций к жизнеспособности правительства Ниедры простиралось так далеко, что было получено даже согласие на наступление на Ригу и на освобождение латвийской столицы. Тем самым добровольно упустили сильнейший и последний козырь германской политики на Востоке, а взятием Риги фактически собственными руками подставили себя под тщательно подготавливаемый Антантой в Эстонии смертельный удар. Когда же затем господин Ульманис вновь сел в кресло премьер-министра в замке "освобожденной”