– Да, да… Михалков и Бондарчук. А маму Машину Ходченкова играет. Говорят, сходство большое. Ну, у Светланы с Маней.
– А-а… – выдыхает гидра, беря цепное дыхание. – Ну да. Она ж такая бледненькая девочка…
– Блондинка, – поправляю я, – искали девочку как раз такую. Говорят, даже в Прибалтике искали. Но цвет волос – не основное. Там роль сложная. Надо было, чтобы актерски еще потянула. Как продюсер нам сказал, искали талантливую и красивую. Ну мне, по крайней мере, так перевели.
– Перевели? – шумно дышала гидра.
– Ну я английский бегло не очень понимаю. Продюсер с нами разговаривал. Из Голливуда. Объяснял. Вот… такие дела.
Гидра была повержена. Коллективная челюсть безвольно висела. Слюна капала и с шипением испарялась прямо в раскалившемся воздухе. Они смотрели друг на друга потерянно и бессильно, как будто я сделал что-то непотребное, как будто надругался над ними. До конца занятия в раздевалке царила тишина. Когда Маня вышла, мамаши сканировали ее глазами, стараясь найти, нащупать, понять, что ж в ней такого, почему она?.. Почему она?! Потому что у нее отец, который знает, как принести в семью счастье! Так-то!
С женой, правда, потом неприятный разговор был… Она человек немного другого склада, совсем простой. Ей для счастья надо удивительно мало. Иногда я думаю, что это общая женская черта: достаточно чувства безопасности и уверенности в каком-то «будущем». Вот смех! Кто знает, что будет завтра – может, кирпич на голову? Но находятся люди, которых греет будущее. Я жену не осуждаю, в целом Нюрочка у меня веселая и симпатичная.
Но бывает, уставится серо-ледяными глазами, брови насупит, как мохнатый мотылек. И смотрит.
В такие моменты я представляю, как она стремительно стареет прямо на моих глазах. Кожа усыхает и покрывается бороздами морщин. Волосы поднимаются дыбом и замирают колючими клочьями. Из милого мотылька проступает хищная старуха с серыми лезвиями глаз. И становится до жути страшно. Представьте: подходит к вам бабка, медленно, еще медленнее. И вдруг заглядывает в лицо, глубоко и долго. Реально жесть, ребята. Я еле сдерживаюсь, чтобы не вскочить и не убежать с диким воплем. Но вдруг старуха резко и беспомощно вздыхает, взгляд теплеет, льдинки трескаются, и лицо оживает добротой и цветением. Короче, повезло мне с женой, если оценивать крупно и на всякие мелочи закрывать глаза.
Но осадочек после этой истории с «Диснеем» все же был. Подошла она ко мне, демонстрируя скорбь всего женского населения земли, и говорит:
