Эхо и империи | страница 31



Вор уставился так, словно у меня выросла вторая голова.

– Думаешь, она тебе поможет?

– Конечно, поможет.

– Ты про женщину, которая лично отдала приказ убить любого, кто хоть как-то соприкасался с магией, включая и применившего ее, и подвергшегося ей? Верховную правительницу Регарийской империи, чья семья за века завоевала и поработила больше трети всего мира? Ту, что направила всю свою армию охотиться на ведьм и колдунов и казнить их без суда и следствия. Эту королеву Исадору?

Я уставилась на него, разинув рот.

– Королева защищает нас от зла.

Он раздраженно вздохнул.

– Конечно. И сейчас, в эту минуту, согласно каждому существующему, четко сформулированному ею закону, ты – часть этого зла. Так что вдохни поглубже, Дрейк, и подумай. Подумай о том, что случится, если королева или кто-нибудь в радиусе тысячи километров увидит твои золотые глаза и услышит, что в тебе кружит темная, злая магия из украденной шкатулки. И задай себе вопрос: ты бы выдала такому человеку презумпцию невиновности? Помогла бы ему, зная все то, что, как ты считаешь, тебе известно о магии?

Мне хотелось использовать его же слова против него, утверждать, что он заблуждался.

Но он не заблуждался.

В королевских новостях часто говорили о связанных с магией арестах, проходивших по всей империи, а ведьм и колдунов спешно казнили после напряженного допроса.

Королева сама напомнила об этом в своей вчерашней речи. Магия была злом. И любой, кто заражен ею, будет считаться угрозой империи. Без исключений.

– Понимаю, что тебе непросто, – сказал вор. – Ты продолжаешь сопротивляться, думая, что в связи с тем, кто ты такая, могут быть исключения из правила. Но я знал многих, кого казнили за владение магией. И не все они были ведьмами и колдунами.

– Злодеи, – пробормотала я.

– Некоторые из них, конечно, были злодеями. Но не все. И никому из них не дали возможности объясниться или попросить помощи. Их воспринимали как врагов империи, прямую угрозу королеве, и эти угрозы были уничтожены.

Я рассматривала его, пытаясь отыскать на лице признаки лжи. Однако его голос звучал на удивление убедительно. Затем я посмотрела на Селину, лежащую в десяти метрах от меня и спящую волшебным сном с безмятежным выражением лица.

Интересно, если бы она увидела мои глаза, если бы узнала, что случилось со мной, то помогла бы мне или убежала?

И как бы поступила я, если бы это случилось с ней? Смогла бы я, узнав обо всем, смотреть на нее, как прежде?