В фиордах, где не заходит солнце | страница 17

Геологи торопятся. Самый разгар сезона. Лето. По утрам термометр подымается до трех градусов тепла! А вчера и сегодня в полдень — даже до плюс четырех с половиной! Что там говорить — жара. Ледники тают, а они, геологи, сидят на баренцбуржской базе и бездельничают. Позор, да и только!

И вот уже новая «ночь». Над сушей и морем плывут клочки тумана, сгущаются и вновь бесследно исчезают. И опять небо, море, ночь полны солнцем. Давненько уже не видел я темноты, зорь, закатов и восходов. Которые сутки купаюсь в сплошном свете — ясном, ярком…

Опять плывет над морем пронизанный солнцем туман.

3

Вертолетов — два. Их экипажи — двенадцать человек. Летают зимою и летом, днем и ночью, не летают только тогда, когда больше всего нужно!

После столь отличного, до голубизны вычистившего небо северного ветра — сиверка, что дул «ночью», снова потянуло с юга. На той стороне фиорда, из-за горы, выдавливаются тучи, словно серая вата из туго набитого мешка. Ползут и ползут. Совсем закрыли вершину Алкхорнета. Дотянулся до нас хвост циклона, свирепствовавшего над Карским морем.

Вокруг ферм Чернова, по поднятым над землей на деревянных стойках коробам с трубами отопительной системы, разгуливает куцый кот с отмороженными ушами. Полхвоста, видать, тоже мороз у него отгрыз.

Моросит дождичек. И настроение под стать ему — серое, скверное, даже на душе муторно.

Большие белые чайки-бургомистры, сидящие парочками на крышах ферм, повернувшись друг к другу, орут свое «кли-кли-кли!», потом, раскачиваясь и еще шире раскрывая клювы, принимаются неблагозвучно мяукать, словно мартовские коты. Другие сидящие рядками на коньках крыш не участвуют в этом хоре и только сыто зевают.

Вдали, на глади Ис-фьорда, видны трудяги-кораблики. Куда-то идут. То ли в Пирамиду, то ли в Лонгиербюен.

Скучища смертная. Надо что-нибудь придумать. Беру телефонную трубку, звоню. Кому же еще, если не товарищам по несчастью — друзьям геологам, которые, вероятно, тоже помирают от скуки. Сидят и ждут у моря погоды — в полном смысле этих слов.

— Как поживает лучший друг человека и, в частности, мой?

«Ученик Юргис Мокинас» печально докладывает:

— Осиротел я. Пришел капитан и потребовал пса обратно. Говорит, телеграмму из Мурманска от жены и детей получил: настаивают, чтобы вернул собаку домой.

Углевоз, со вчерашнего дня болтавшийся в морской капусте, сполз с вязкой мели и теперь рассекает волны где-то в Баренцевом море. Уплыл боксер. Остались геологи совсем одни…