Это продолжалось достаточно долго. Я сидел в погребе, судорожно стирая слезы с лица трясущимися руками, пока девушку подвергали акту насилия. «Что я мог поделать? Что я мог!? Блять, как я мог ей помочь!» Я пытался закрыть уши, тянул свои волосы и утыкался лицом в колени. Меня тошнило от собственной беспомощности.
Вскоре хлюпающие звуки прекратились, и я услышал удаляющиеся шаги, сопровождаемые двумя довольными голосами. Что-то капнуло на меня сверху. И снова. И снова. Я посмотрел на свою руку. Это была кровь. Кровь девушки, чей труп лежал прямо надо мной. Девушки, которая обладала настолько доброй натурой, чтобы взять умирающего на дороге незнакомца. Я судорожно принялся стирать кровь с руки. И не было момента, когда бы я ненавидел себя сильнее, чем сейчас.
К восходу солнца крики в деревне прекратились, и наступила пугающая и всепоглощающая тишина. И тишина эта была настолько громкой для меня, так сильно она била в уши, что я попросту не могу шевельнуться, и все так же сидел в углу погреба, пытаясь унять дрожь.
Гоблины опустошили деревню. Часть женщин забрали с собой, вероятно для выведения потомства, всех остальных перебили. И на этот раз уже никто не вывел скот на выпас. Никто не вынес продукты на прилавок у дома. Не было слышно гула домашней птицы. В этот раз утро встретили лишь окровавленные улицы.
Попытавшись взять себя в руки, я легонько приоткрыл крышку подпола, а после, не обнаружив угрозы, выполз. Ноги совсем не хотели слушаться меня и по-прежнему дрожали, да так, что я не мог ходить. Силы покинули мое тело. И нет, я не чувствовал боли от предыдущих побоев. Это была сила страха, которая была весомее любой боли.
Мертвое тело девушки лежало в неестественной позе на животе, ее горло было перерезано, а на теле смешались следы крови и гоблинского семени. Ногти на пальцах были сточены до самого основания, а под ними виднелись кусочки дерева и запекшаяся кровь. Куски разодранной одежды едва прикрывали оголенное тело, на котором виднелось множество ссадин и синяков. Меня стошнило от подобного вида, я снова расплакался, и, пытаясь не смотреть на нее, направился к двери.
На улице творился настоящий ужас. Повсюду лежали окровавленные трупы взрослых и детей. Отрезанные головы и вспоротые животы с вываливающимися оттуда кишками. Закатанные глаза и выражение предсмертной агонии и ужаса на их лицах вселяли бесконечную горечь и печаль в мое сердце. Трупный запах резко ударил в нос и меня снова вырвало, на этот раз одной лишь желчью. Я плелся, едва волоча ноги по земле, в панике оглядываясь по сторонам. Лица девушек были измазаны в гоблинской сперме, а глаза безжизненно взирали в пустоту.
