– Говорите, это около Надворной? – наконец сказал капрал. – Тогда я бы добрался до Коломыи, а оттуда на поезде доехал до Надворной.
– Нет, это слишком долго. А что с дорогами?
– В каком смысле? Пойти прямо туда, пешком? Это безумие. Вы же видели нашу линию фронта. К завтрашнему дню на дорогах будет не протолкнуться от русской кавалерии.
Люциуш, поеживаясь, взглянул на армейские лагеря на другом краю долины, потом на городок у подножия холма. По дороге теперь двигалась еще одна длинная шеренга солдат. Он закрыл глаза и попытался представить карту. На северо-восток до Коломыи, на запад до Надворной, на юг через долину до Лемновиц – этот отрезок пешком. То есть вместо одной стороны прямоугольника придется преодолеть три.
Вдали громыхнула артиллерия.
– Благодарю вас, капрал, – сказал он, но внимание капрала уже было захвачено далекими полями сражений, пульсирующими гаубицами и восходящими к небу клубами дыма.
На станции царил хаос. Куда ни кинешь взгляд – кто-то куда-то бежал. Солдаты разгружали вагоны с боеприпасами, швыряли ящики в грузовики и на подводы. На платформе было полно мешков с провизией, ящиков с боеприпасами, бочек с порохом, стоящих в опасной близости от путей. С поезда гурьбой соскакивали солдаты. Везде вились мухи – вокруг еды, вокруг груд конского навоза. Люциуш протолкался к начальнику станции и представился со всей формальностью, на которую был способен. Начальник внимательно посмотрел на его окровавленное лицо и рукав.
– Не моя кровь, – сказал Люциуш, как будто это все объясняло. Потом торопливо рассказал, почему ему немедленно надо добраться до Коломыи.
Начальник отмахивался от мух и неожиданно для себя одну поймал. Он удивленно поглядел по сторонам, ища, чем бы вытереть синий развод на ладони, и наконец остановился на собственном сапоге. Потом взглянул на Люциуша:
– И что?
Люциуш повторил свой рассказ. Его пост, его госпиталь. Коломыя. Ближайший поезд.
Начальник кивнул в сторону локомотива, который стоял у платформы:
– Вот.
– Где мне взять билет?
– Билет? Вы смеетесь? – Он махнул рукой в сторону поезда: – Вот. – Со смехом: – Первый класс.
Толпы беженцев, в основном крестьяне, уже ломились в вагон. Люциуш ухватился за дверной проем, потом за лестницу и взобрался на крышу; поезд тронулся. Вагоны были сплошь облеплены людьми. Поезд застонал под их массой, и казалось, сейчас он со всеми этими телами опрокинется наземь. Но вот они двинулись – со станции, через городок. На крыше, рядом с ним, беженцы держались друг за друга, чтобы не свалиться. Двое мальчишек во все глаза уставились на его окровавленное лицо. Он подумал, что мгновение запечатлевается в их памяти, и когда потом они будут думать о войне, они вспомнят эту картину.
