Это был старейший советский медицинский журнал – «Советская медицина», а конкретно второй номер за 1937 год. Раскрыв его на нужной странице, Елена показала статью, под которой стояла фамилия с именем – Генрих Янисович Петерсонс.
– Так вот, мой прадед Генрих Янисович был очень деятельным человеком, – продолжила она свой рассказ, – но при этом абсолютно не разделял националистических взглядов среди латышей. И когда в тысяча девятьсот тридцать четвёртом году в Латвии произошёл государственный переворот, а власть в свои руки захватил прогерманский диктатор Карлис Ульманис, то прадед с прабабкой в знак протеста вместе с детьми навсегда покинули Ригу. Молодой Хельге тогда шёл только девятнадцатый год, и она училась на втором курсе медицинского факультета. Однако в Советском Союзе, куда они переехали жить на постоянной основе, судьба им так же не благоволила. Буквально через год прадеда оговорили и репрессировали, а затем расстреляли как врага народа. Прабабку как вражескую пособницу сослали в лагеря на десять лет без права переписки. Там она и умерла. Младшие дети оказались в детдоме, а Хельгу как дочь врага народа исключили с третьего курса медицинского института. Её лишили московской прописки и выслали из столицы. Войну бабушка встретила уже в нашей области, где в одном из районных центров работала на кирпичном заводе. Перед самой оккупацией ей чудом удалось эвакуироваться в глубокий тыл. Потому как если бы она не успела бы эвакуироваться, то наверняка бы погибла. Дело в том, что незадолго до прихода немцев в их поселок, она получила серьезнейший перелом правой ноги. Этот старый и неправильно сросшийся перелом после войны мучил её всю жизнь… Вы же видели, что она ходит с костылем? Так вот, сколько я себя помню, она никогда с ним не расставалась. После того, как осложненный перелом всё-таки сросся, бабушка много раз просилась на фронт, но её так и не взяли. А когда война закончилась, то каким-то чудом ей удалось повторно поступить в медицинский институт. После его окончания она несколько лет отработала участковым терапевтом. И только затем ей удалось попасть на должность ассистента кафедры нормальной физиологии, где, собственно, она и проработала всю свою жизнь. Вот такая была непростая судьба у моей бабушки.
Закончив рассказ, Елена вопросительно посмотрела на Киряк. Та по-прежнему пребывала в глубокой задумчивости, по инерции продолжая вертеть в руках серебряную ложечку. Рассказ, конечно же, был интересный, но пока что ничем не мог помочь ей в расследовании убийства Никитина. Её аналитический ум по привычке, выработанной за много лет работы в милиции, в настоящий момент был занят сопоставлением фактов, пытаясь найти любые нестыковки в этом загадочном деле.
