Долго ль мне гулять на свете
То в коляске, то верхом,
То в кибитке, то в карете,
То в телеге, то пешком?..
Иль чума меня подцепит,
Иль мороз окостенит,
Иль мне в лоб шлагбаум влепит
Непроворный инвалид.
– А если курьер случится, также будешь ноги волочить? – спросил он, когда пропахший табаком будочник вернулся к бричке.
– Э, не-ет! Узришь вдали фигуру с казенным листом в руке да на лихих лошадях, бежишь подымать шлагбаум так, словно тебя кто дубиной огрел!
– Хм-м… Все в порядке в околотке? Не шалят?
– Всякое бывает, – прохрипел будочник, нахмурив брови. – Пресекаем, ежели, например, безобразие или, будем говорить, озорничество…
Из питейного заведения, располагавшегося через дорогу в угловом доме мещанина Попова и называемого местными «последним трактиром у заставы», послышался пьяный голос, затянувший «Боже! вина, вина!»
– А это что? – Штабс-ротмистр указал подбородком на угловой дом.
– Штофная лавка. Попов торгует и в розницу в запечатанных штофах навынос, и распивочно. А песни орет усманский барин Соколов, в уездном суде с утра дом продал. Это его коляска стоит у входа. Слышу, крик в лавке, звон разбитых стаканов. Разбудил подчаска, а сам туды. Там пятеро сидят, двоих знаю, мещане Казьма Клюев и Степан Распопов, пиво пьют. Трое неизвестных вино полугарное хлещут. Один из них песню заводит, да так громко, что уши закладывает. Говорю, это зачем такое здесь? По какому случаю дикий шум? Нам не дозволено допущать, коли ежели дебош!.. А песенник встает и хватает меня за грудки. Кто таков, говорит. Будочник? Иди, говорит, со своей жестяной алебардой к чертям собачьим! Я – Соколов, потомственный дворянин, мне не указывать!.. Что ж, мы, тово, не супротив, не смеем, ежели благородные. Кучер на улице мне и пояснил, что барин заехал в лавку, чтобы отметить выгодную сделку.
Хитрово-Квашнин кивнул словоохотливому будочнику и уж хотел было ехать дальше, как вдруг из штофной лавки выскочил посетитель и бегом припустил к шлагбауму. Остановившись перед инвалидом и указывая через плечо большим пальцем, он выпалил:
– Непорядок, служивый. Те двое усманскому барину втихую в стакан что-то подлили. Не иначе, дурману, крест святой!.. Ехать с ним куда-то собираются… Что ты на меня таращишься? Говорят тебе, злое дело затевается!
– Погоди, Клюев, не части! – нахмурился будочник, потирая кончик длинного угреватого носа. – И дыши в сторону – несет как из бочки!.. Может, ты это спьяну, померещилось?.. Налакаются с утра, полсвета не видят!
