Мой ангел, Ваничка, с невинной красотою,
С улыбкой милой на устах,
С слезами на глазах,
Боясь со мной разлуки,
Ко мне бросающийся в руки,
И Машенька, и мой угрюмый Петушок,
Мои друзья бесценны…
Могу ль когда забыть их ласки незабвенны! [ПСС, I, 194].
Видимо, после отъезда Жуковского и летом 1815 г. Ваня по нему сильно скучал. 10 июля 1815 г. А. П. Киреевская писала поэту: «Ваня заплакал от радости, получив ваш милый портрет»[29] [Парилова, Соймонов, 14]. Жуковский в свою очередь сердечно привязался к детям и к «милому Долбино». В том же стихотворении Жуковский пишет:
Чтоб рок ни присудил,
Но с долбинской моей семьею
Разлука самая меня не разлучит!
Она лишь дружеский союз наш утвердит!
Видимо, во время долбинской осени они с Авдотьей Петровной обсуждали возможности поэту стать опекуном ее детей (см., напр., [РБ, 90–91]). Эта мысль и привлекала, и пугала Жуковского. Пугала потому, что он боялся «дерзать на опекунство» [УС, 9], опасался своей неопытности и понимал ответственность, которую берет на себя. Привлекала возможностью жить «на родине, в семье», т. е. в Долбине, куда он собирался вернуться, устроив свои дела в Петербурге. «Милая, как мне в эту минуту жаль, что я не имею всемогущества; дал бы себе опытность, дал бы себе знание дел и явился бы у вас в Долбине, опекуном Ваньки, Петруши и Маши» [УС, 7], – писал Жуковский А. П. Киреевской 26 апреля 1815 г.
Официальным опекуном Киреевских Жуковский все же не стал. Тем не менее их воспитание было постоянным предметом его забот и раздумий. Еще в 1813 г. в одном из писем А. П. Киреевской он упрекал ее, что к своим материнским обязанностям она относится легкомысленно[30]:
Прочитывать в день по странице с Петрушей и Ваничкой не значит еще их воспитывать. Есть ли где нужна метода и одна постоянная система, то конечно в воспитании; ибо здесь каждый шаг, каждая ошибка могут иметь важнейшее следствие на целую жизнь детей. Скажите же, имеете ли вы какую-нибудь методу. Ее можно только занять из чтения хороших книг и из чтения порядочного; а вы читаете Ифланда, переписываете ноты или (Helas![31]) мои стихи [PC 1883, № 1, 202].
Он считал, что Авдотье Петровне следует посвятить год-полтора чтению педагогических сочинений, «которых и у вас, и у меня довольно» [PC 1883, № 1, 205] и таким образом приготовить себя к педагогической деятельности. Маша Протасова, мечтал тогда Жуковский, будет ей помощником, товарищем и сотрудником в этой «милой должности» [PC 1883, № 1, 205–206]. Так, заботясь о воспитании маленьких Киреевских, Жуковский впервые продумывает идеи, которые лягут в основу его педагогической системы 1820-1840-х годов.
