Что с нее взять? У деда уж в десятый раз трава на могиле вырастет, когда Вика, может, и согласится с его сказкой. А может, не надо? Пусть так. Она женщина. Ее надо уметь жалеть и прощать…
Вот Зимина некому пожалеть, от него веет горькой забитостью. Он был Рымкевичу как болезненный ребенок для матери. Старик вытянул его много лет назад, когда тот был одним из хороших мальчиков. Вроде Морозова. Или даже лучше. А кем Зимин стал? Кем?..
Такое же ждет Морозова, потому что чем выше, тем холоднее. Он будет дальше видеть, станет опытнее и, пока не погаснет жар честолюбия, не поймет, почему пропали друзья и почему родные дети выросли чужими. Но потом все поймет.
Тем не менее, представляя будущее Морозова, Рымкевич твердо знал, что лучшей жизни, чем нарисована в его воображении, не существует. Остальное — бессмысленно. Дети все равно вырастут, жена состарится, здоровье уйдет… Лучшего выбора, увы, нет. Ведь почему поднимаются по сужающейся лестнице карьеры? Из-за власти? Из-за гордыни? Из-за денег?.. Неправда! Поднимаются, желая стать независимыми, готовые заплатить за это самым дорогим, что есть у человека, — молодостью. И платят.
Свобода! Свобода! Кого не обманывала она…
Рымкевич встал и, сказав Зимину: «Погоди, я сейчас», скрылся в комнате отдыха. Он почувствовал, что надо уйти, чтобы избавиться от страшного соблазна рассказать о том, как он погубил отца Морозова.
Оставшись один, Зимин расслабился, откинулся на спинку стула.
«Как же я его не раскусил? — удивленно подумал он о Константине Морозове. — Он неспроста сегодня подставил под мой удар Тимохина. Умный. Устранил конкурента моими руками. А я дурак. Самодур. Сразу издаю приказ… А вот и не выйдет! Все равно Тимохина в начальники предложу».
Зимин понял, что проведет ловкого молодого человека и спутает его расчеты. В отсутствие Рымкевича он забыл, что ему приказано подготовить документы для выдвижения Морозова. С ним такое бывало. Иногда он вдруг отключался и как будто взлетал.
Зимин бросил взгляд на угол стола, где лежала кипа газет. Он протянул к ним руку. Ему попалась местная газета, в ней была статья о рекордной добыче на шахте чужого треста. Красный карандаш Рымкевича раздавил бумагу под строкой, в которой стояла замечательная цифра. Сердце Зимина сильно погнало кровь к голове. Он не верил газете. Что угодно можно написать, любые гремящие цифры и беззаветные слова. Не проведешь!
«Почему мне не везет? — думал Зимин. — Я умею работать. Сила при мне. Людей чувствую. Мой Греков не хуже всяких рекордсменов. Дать ему все лучшее, народ подобрать, и выдаст потрясающую цифру. Но я делю несчастные резцы, как в голодовку… Удачи нет! Без удачи я пропаду, и никто не узнает, зачем был произведен на свет божий».
