Он аккуратно сложил брюки и сорочку, засунул их в шкаф и разровнял ладонью складки. Потом он стащил с себя шелковистую майку и, оставшись в одних белых просторных трусах, похлопал себя по груди и животу. У него было загорелое жирное сильное тело.
— У тебя пузо не растет? — улыбнулся Богдановский.
— Вроде нет, — сказал Морозов. — Рано.
— Ничего не рано. Тебе тридцать есть? У меня в твои годы такой мозоль стал расти, ого! Все от питания. Целый день ничего толком не жрешь, а на ночь навалишься, да еще стакан примешь, чтобы стресс снять…
Богдановский сел рядом с Морозовым, ловко обулся.
— Учти, надо и о себе думать, — добавил он и потопал сапогами по деревянной решетке, устилавшей пол. — Не ты ли на прошлой пятиминутке долбал меня?
Богдановский снова недовольно взглянул на Морозова.
— А вы обиделись, — сказал Константин.
— Не обиделся. С чего на тебя обижаться? — легко вымолвил Богдановский.
Морозов не смог понять, играет ли тот или говорит всерьез. Дверь открылась, вошел парень лет двадцати двух, мастер с ремонтно-восстановительного.
— «Орел»! — поздоровавшись, радостно сообщил он.
— Сколько восторга, надо же, — сказал Богдановский.
— Почему восторга? — спросил парень.
— Потому что на тебе еще килограмм пыльцы, — улыбнулся Богдановский.
— Ладно, — махнул рукой парень. — Все шуточки у вас.
Он торопился, и вскоре все трое были в здании главного подъема.
Гудела подъемная машина, из глубины бетонного колодца скользил мокрый канат, дуло холодным сырым воздухом и пахло подземельем. Парень снял с головы каску и прикрепил к ней фонарь лампы. Морозов и Богдановский держали свои лампы в руках, не торопясь нагружать голову.
Из колодца показалась клеть. В ней стояла груженая вагонетка. Стволовой в желтом треухе скинул защелки с железных дверей, толкатель ударил вагонетку, и она выкатилась. «Откуда уголь?» — подумал Морозов. Ему хотелось, чтобы здесь была добыча его участка, и он загадал.
Он обошел колодец. На борту вагонетки белели меловые знаки: «2 уч.».
— Наш уголек, — сказал Морозов.
Богдановский и парень-ремонтник промолчали. На их лицах отражалась печать какой-то суровости. По-видимому, они тоже чувствовали этот миг прощания с землей.
Вошли в клеть. Лязгнули за спиной защелки. Стволовой дал звонок машинисту подъема. И клеть с людьми поехала вниз. Уходили вверх редкие фонари в проволочных футлярах, блестели ручьи на стенах колодца, холодные ржавые капли сыпанули в лицо.
Все молчали и не глядели друг на друга. Морозов давно заметил, что даже в начале смены, когда шахтеры ждут клеть и спешат заскочить в нее первыми, шумят и шутят, но вдруг умолкают при спуске.
