Всего четыре года не дожил он до первой мировой войны, до грозных трагических дней, повернувших и изменивших судьбу всего человечества. Мог ли предвидеть он, какие неслыханные перемены произойдут после его смерти? И как печально, истинно трагично было его бегство, похожее на самоубийство. Темная-темная осенняя ночь, русское бездорожье. Он не спит в эту трагическую ночь, читает Достоевского, книга которого осталась раскрытой на столе его кабинета. С ботинками в руках, на цыпочках проходит пустую комнату, соседнюю со спальной жены. В стариковской беспомощности теряет в кустах шапку. Что-то неизъяснимо тяжелое в уходе Толстого. И как непохожа его смерть на смерти других писателей и поэтов... Осенняя грязная дорога, Оптина пустынь, Шамардин монастырь — и опять бегство. Так уходят умирать звери, целомудренно скрывающие свою смерть...
Набитый людьми, прокуренный махоркой вагон третьего класса мужицкой дороги, простуда — и маленький-маленький, пустынный, никому не известный полустанок, затерянный в просторах русской земли.
Напрасно волновались петербургские власти, хлопотали, ожидая «крестьянских волнений», губернаторы двух ближних губерний, высылая на маленькую станцию отряды стражников и жандармов. Газетные корреспонденты, как мухи, налетели на маленький полустанок. Телеграфисты изнывали от бесчисленных шифрованных и нешифрованных телеграмм. Умирающий Толстой лежал в маленьком домике начальника полустанка, в голой, оклеенной дешевыми обоями комнатенке. К нему пускали лишь самых близких людей. По свидетельству этих людей, Толстой до смертного часа продолжал писать: сухая рука его двигалась по одеялу, как бы держа перо...
Никаких крестьянских восстаний и волнений, которых боялось начальство, в округе, разумеется, не происходило. Присланные стражники и жандармы скучали. Умер Толстой, как умирают все, смерть его была похожа на смерти, к изображению которых он так часто возвращался...
В Ясной Поляне мне довелось побывать два раза: в конце двадцатых годов и недавно, уже после опустошительной войны, вплотную докатившейся до толстовских мест. Отчетливо помню первое путешествие. Июнь, раннее тихое утро, весеннее чистое небо с легкими облаками. Я один иду со станции железной дороги, той самой станции, которая называлась раньше Засека. Сколько раз по этой дороге ездил и ходил Толстой! Вижу поля и холмы, поросшие молодым лиственным лесом. Буйно цветет черемуха, свищут соловьи, все покрыто росою. Знакомый русский ландшафт, родная Россия! В который раз думаю: что стало бы с Толстым, не будь Ясной Поляны...
