Караван покидает заросли волчьей ягоды. Аромат кустов дурманит, и голова кружится от воспоминаний о весеннем лесе где-нибудь у Карлова Тына, там волчья ягода издает благоухание, столь отличное от запаха воскресного шоссе.
Мы шагаем через заросли рододендронов, настолько густые, что холодное оружие в руках мужчин неустанно ударяется о твердое дерево, которое не выделяет смолу. Ярко-алые цветы рододендронов, как будто бросающих вызов, который остается неуслышанным, режут глаз, как пятна крови из разодранных ступней носильщиков на белом снегу.
Только смех и веселые разговоры слышатся над цепочкой носильщиков. Под босыми ногами подтаивает фирн. Не плач, а веселые песни вылетают из груди, сдавленной тридцатикилограммовым грузом. Печаль появляется в глазах, когда бушует снежная буря, когда посиневшие ноги стерты до крови. Мужчины и женщины с безнадежной покорностью стоят, не в силах даже дрожать от холода и сырости. И когда женщин тошнит от высоты и усталости, раскосые глаза их приобретают извиняющееся выражение.
Под свист метели мы разбиваем лагерь на высоте 3600 метров. Здесь мы проведем три ночи, здесь мы расстанемся с носильщиками, заново упакуем и распределим багаж, здесь снова начнутся раздраженные дискуссии с шерпами, которые, впрочем, закончатся катанием на лыжах.
21 марта 1973 года, в первый весенний день, мы преодолеваем Барунский перевал.
Стоя на первом взлете гребня, острого, как гребень Рогачских гор, мы смотрим на Макалу, все такую же далекую. Горизонт на севере заслоняют серые тучи страны, где до сих пор царит зима.
Мы успокоились, определившись в мешанине времен года. Погода напоминает чешский январь и февраль. Мы радуемся, ожидая весну, не зная, что через несколько дней весна кончится и мы снова очутимся среди трескучей зимы.
На покрытом снегом альпийском лугу устроен перевалочный пункт. Около сотни носильщиков за три дня доставили сода все экспедиционные грузы, сложив их под нейлоновым полотнищем. И вот уже цепочка носильщиков вьется вверх по крутому склону к седловине Туру Ла на высоте 4200 метров. Свет солнца прорывается сквозь тучи и робко освещает замерзшую поверхность большого озера. Носильщик за носильщиком — длинная змея каравана ползет дальше к перевалу Кеке Ла, расположенному ниже, на высоте 4140 метров.
Угрюмой и заснеженной открывается пред нами долина обетованная, глубоко врезавшаяся в черные скалы Больших Гималаев.
Снежная крупа сыплется из низких туч, дует ледяной ветер. Почтовый скороход Анг Пхурба останавливается около маленькой каменной пирамиды. Не найдя флажка или ленты, которые, развеваясь на северном ветру, возносили бы за нас молитву, он использует запасной шнурок от альпинистских ботинок. Красный шнурок, серый камень и белый снег складываются в трехцветный символ веры, надежды и радости.
