— Сэр, по-моему, это не шлюпка.
Они поравнялись с предметом. Это и впрямь была не шлюпка.
Что беспокоило капитана Дэвиса, так это отсутствие любых догадок о том, что же именно обнаружено.
Объект безжизненно покачивался на волнах, и на его длинных боках играло зимнее солнце. Раздутый исполинский кальмар или осьминог? Часть какого-то существа, это несомненно, да только за двадцать семь лет, проведенных на море, Дэвис не видел ничего похожего.
Рэйф Бакли, молоденький старпом, проводил взглядом тушу, пружинисто ткнувшуюся в скулу «Орегона» и медленно поплывшую к корме, раскручиваясь против часовой стрелки в холодной, спокойной воде.
— Сэр, — спросил он, — что вы об этом думаете?
— Я понятия не имею, что об этом думать, мистер Бакли. — Дорого бы дал капитан за то, чтобы вообще не увидеть этой диковины. — Похоже на… Ну, в общем, на какого-то червя.
Существо и в самом деле было суставчатым, кольчатым, как червь. Но назвать его червем означало допустить существование червя настолько огромного, что он мог бы проглотить трубу «Орегона». И уж точно никакой червь не похвастается наличием рваных кружевных отростков — плавников? жабр? — вроде тех, что торчали из этой туши на равных расстояниях друг от друга. Да и окрас, густо-розовый и маслянисто-синий, как у утопленника… И голова… Конечно, если эту острозубую и безглазую утробу можно назвать головой.
Миновав корму, червь перевернулся и открыл взглядам глянцевитое белое брюхо, уже объеденное акулами. Пассажиры высыпали на прогулочную палубу, но зловоние вскоре заставило всех, кроме самых стойких, ретироваться вниз.
Бакли огладил усы:
— И что, во имя всего святого, мы им скажем?
«Скажи им, что это морское чудище, — подумал Дэвис. — Или кракен. Может, это и в самом деле так».
Но Бакли ждал серьезного ответа.
Дэвис долго смотрел на встревоженного старпома.
— Чем меньше будет сказано, — произнес он, — тем лучше.
Море кишело загадками. Потому-то Дэвис и ненавидел его.
«Орегон» первым вошел в гавань Корк-Харбор, двигаясь в холодных лучах восходящего солнца без береговых огней и фарватерных знаков. И те и другие отсутствовали. Судно встало на якорь вблизи острова Грейт-Айленд, там, где находились доки и крупный порт Куинстаун.
Вернее, там, где им полагалось находиться.
Факт, который не укладывался в голове, заключался в том, что никакого города на берегу словно и не было никогда. Гавань пребывала в первозданном состоянии. Там, где должны были лежать улицы Куинстауна — царства грузовых лебедок, стивидоров, грузоотправителей и ирландских эмигрантов, — темнел девственный лес, подступавший вплотную к скалистому берегу.
