Мой мальчик, это я… | страница 21
Едва ли Торопыгин прочел стихотворение Нины Королевой о Тобольске в подборке других ее стихов. Володя доверял и поэтам и редакции... Если и прочел, только то, что было в стихе; поэзию он читал как поэт. Он жил в ирреальном мире повального стихотворчества, дружества, пьянства, празднества, неизбежного, как коммунизм, успеха.
1977
В марте я провел две недели в Африке, там было мне хорошо. Надо бы сказать: хорошо, да мало, но это не так: Африки было ровно столько, сколько я мог ее вынести. Дольше оставаться в Африке не хотелось. Я летел домой, дожидался встречи с моей землей, с моем зимой — с большим нетерпением, нежели встречи с Африкой. Впрочем, все вышло проще, чем я ожидал. Как в стихотворении Леонида Мартынова: «В киоске я у девушки спросил стакан вина...» Я дома, но я все еще в Африке, существо мое раздвоено. Раздвоение началось в Дакаре: я жил дома и там. Теперь я живу там и дома. Там было мне хорошо, утешно. Хорошо было плавать в бассейне с океанической подогретой водой, на подворье отеля «Н’гор», лежать на солнышке возле бассейна, разглядывать голые сиськи белых мадам, мамзелей, мистрисс и фрау, пить чистую воду из артезианской скважины, 250 сенегальских франков за бутылку (сенегальский франк в пятьдесят раз дешевле французского), смотреть на парящих в небе ястребов, слушать петуха, орущего на берегу Атлантического океана точно так же, как на берегу Ловати у меня в деревне Березово. Или нестись на белом «Рено», ведомом Виктором из нашего торгпредства, по улицам Дакара, обсаженным розово цветущей бугенвильей. Хорошо зайти в магазинчик, поторговать у негра серо-блескучую шкуру питона. Мне было хорошо в Сенегале, в отеле «Н’гор»: уплетать гамбургер или гриль, пить утром кофе, апельсиновый сок, похрустывать поджаренной булочкой, лакомиться клубничным джемом, покуривать в холле, ощущать себя белым среди черных, русским среди французов, немцев, американцев, сознавать свою самоценность.
Я был в Дакаре сам по себе, отдельный ото всего, что вне меня. На тысячи километров вокруг не было ни единой души, с кем бы я пребывал «в отношениях» (одна душа была, о ней чуть позже). Оказавшись наедине с самим собой в марте месяце в Африке, ничего не ждал от себя, кроме счастья; все другое приходит от посторонних. Счастье могло вдруг опуститься на меня, снизойти. Или прийти. Или приехать. Я мог повстречать его на аллее приморского парка. Само это ожидание и было счастье. Счастье было идти по узеньким улочкам Дакара, совершенно безо всякой цели, сквозь строй деревянных иссохших идолов, бессмысленно смотреть на спелую клубнику, продающуюся на углах. Или на светлые пятки черных людей, по призыву муллы отвлекшихся от торговли, павших наземь, направив маковки голов в сторону Аллаха. Боже великий и правый! да было ли это? И что осталось — во мне?