Мы посадили Шарика на процедурный столик. Ему закатали укольчик. Он и не заметил.
На станции Шарик уперся: опять в электричку? Ну, ни в какую. Пришлось взять его на руки. Он вытянул прямые лапы, не рыпался.
Вернулся домой с правами гражданства (жетоном), привитой. Приказ директора усыпить Шарика отсрочился, но не отменился.
Сегодня Шарик в первый раз сбежал от меня на прогулке. Хотя выражал мне любовь, когда я его отвязывал.
Чаичий вечер: чайки стоят на камнях, по чайке на камне. Залив зацвел. Очень тихо. Плавает утка-хохлатка с двумя утятами, уцелевшими от выводка.
Держатся холода, как начались в Духов день... Тринадцатого июля должно потеплеть, вернется лето.
Шарик усомнился во мне: я его уволок в то страшное место, где лязгает, скрежещет, — вот он и убежал.
Через какое-то время прошелестела весть о кончине Михаила Логиновича Сазонова. Земля да будет пухом тебе, пролетарский поэт!
Когда разрушится наша Держава, закроется и Дом творчества писателей в Комарове... И Шарика усыпят.
А Тоня живет все там же, ей некуда больше податься.
По веснам цветут черемухи. Пожил бы в черемуховом раю... но грехи не пускают.
