В районе Зайцева Колена, в глухой излучине Кубани, между Темрюком и станицей Варениковской, группа Боштового встретила пароход, на котором контрразведчики везли Руру и Мурангко. Партизаны пригрозили капитану парохода, что обстреляют пароход и потопят его, если он не причалит к берету. Капитан выполнил приказ, конвой и офицеры сдались без выстрела. Контрразведка организовала карательную экспедицию по ликвидации партизанских гнезд, но успеха не добилась.
Екатеринодарский подпольный комитет РКП(б) установил связь с темрюкским партизанским штабом. Обеспечивал связь опытный подпольщик Николай Пшеничный. Партизаны стали получать подпольные листовки и широкую информацию о революционном движении на Кубано-Черноморье, о положении в Советской России. Среди населения Темрюка распространялись подпольные газеты и листовки. Через надежных людей партизаны опирались на местное население, которое обеспечивало их всем необходимым. Вместе с отцом я принимал участие в доставке хлеба партизанам. Мать пекла, а мы отвозили на лодке, которую оставил нам Ефим. Уходя в партизаны, он сказал отцу, где спрятана его «байда» для рыбалки сетями. Отец понял его правильно. Под видом рыбака он два раза в неделю переправлялся по Ахтанизовскому лиману в Казачий Ерек и далее по Кубани до стоянки партизан. Для маскировки у меня была водовозка на двух колесах. В бочонке я привозил испеченный матерью хлеб, обратно вез воду или отцовские сети-путанки с рыбой и раками.
Весной 1919 года в город прибыл карательный отряд войскового старшины Щелковского, а с ним штабс-капитан Сандецкий. Отец Сандецкого жил невдалеке от нашего дома и, как видно, с помощью своих агентов установил, что у нас каждое утро топится печка, пахнет печеным хлебом. И однажды ночью к нам нагрянула вооруженная группа казаков. Мать объяснила, что печет хлеб для семьи. Других улик не было, но по требованию Сандецкого отца взяли в контрразвездку. Допрашивали под свист шомполов, но он ни в чем не признался. Дома появился полуживым: его привез на телеге сосед извозчик. Я не мог смотреть на спину отца: она была исполосована, как мне казалось, до костей и кровоточила сплошняком.
Вскоре контрразведка изловила нашего зятя Ефима Зыбцева. Ему также дали 100 шомполов.
Допросы, пытки, расстрелы близких и родственников не остановили мою мать: она продолжала свое дело — выпекала хлеб для партизан, как бы бросая вызов палачам. Материнская твердость и решительность передавались и мне.
