Вы жертвою пали в борьбе роковой
Любви беззаветной к народу!..
Свистки пристава и городовых тщетно пытались прервать и заглушить похоронный марш. И, хотя слова его знали тогда еще немногие, толпа вызывающе подхватила мелодию и стоголосо тянула ее, а над ней, над свистками звучало сквозь дождь:
Вы отдали все, что могли, для него,
За жизнь его, честь и свободу!..
Пристав и городовые устремились из-за крестов к толпе, вклинились в нее, зло повторяя:
— Расходись, расходись!..
Толпа неохотно расступалась... Как бы не в силах удержаться под напором, люди цеплялись за городовых, скользили вместе с ними, всячески мешая им протолкаться к группе вокруг юноши с золотистыми зрачками. А над кладбищем продолжало звучать:
Настанет пора, и проснется народ —
Великий, могучий, свободный!..
Тогда пристав скомандовал:
— Разогнать шашками!..
Городовые обнажили клинки, и толпа, как бы рассеченная надвое, начала отступать к воротам кладбища, возмущенно огрызаясь на каждом шагу, а пристав и самые ретивые из полицейских, не разбирая дороги, топча могилы, продолжали протискиваться к группе возле стены.
— Метит зацапать Федю, — вслух сообразил кочегар. — Как бы не так, фараон толстый!
С этими словами он двинулся наперерез приставу:
— Мало тебе над живыми шкуродерничать? Чего над покойниками измываешься и могилы сквернишь?!
Рядом с кочегаром, заслоняя Губанова, стал рулевой:
— Нехорошо поступаете, господин пристав...
— Прочь, босяки! — взревел тот, разглядев, что за их спинами несколько человек помогают юноше с золотистыми зрачками взобраться на скользкую стену.
Трусов ухватился за пристава и, поднатужась, приподнял его над собой.
Вокруг ахнули. Тучный пристав, ошалев от неожиданности, завопил благим матом:
— Пусти, босяк! Я тебя в каталажке сгною!..
Прерывистым голосом, напрягаясь изо всех сил, кочегар поторопил рулевого:
— Через стену! Живей!..
Держа пристава, как многопудовую бычью тушу, на вытянутых руках, он шагнул навстречу подбегавшим городовым:
— Ловите боровка, фараоны!..
И, швырнув его на головы им, двумя прыжками очутился возле стены.
Там никого не было. Увидев, какой оборот приняло дело, все, кто минутой раньше загораживал Губанова от полицейских и помогал ему взобраться на стену, поспешили в толпу, отступавшую к воротам кладбища. Кое-кто успел спрыгнуть по ту сторону стены. С легкостью акробата кочегар оседлал стену под вопли пристава и свистки городовых, устрашающе гаркнул:
