Но он не уснет. Несмотря на усталость!
«Бумкомбинат», «Париж, вторая серия», «Девятьсот четырнадцатый», стихи о Гоголе с их неожиданными для Антокольского сатирическими мотивами, в какой-то мере «Катехизис материалиста» — все это вместе взятое и делает книгу «Действующие лица» началом второй поэтической жизни Павла Антокольского.
Не следует переоценивать роль, которую сыграли «Действующие лица» в творческом развитии поэта. Но важно то, что в этой книге, как я уже говорил, возникли новые для него тенденции сближения с реальной живой жизнью.
«Действующие лица» заканчиваются торжественной клятвой. «Кто был ничем, тот станет...» — такова великая правда века. «Большей правды нет».
Она придет, как женщина и голод,
Все, чем ты жил, нещадно истребя.
Она возьмет одной рукою голой,
Одною жаждой жить возьмет тебя.
И ты ответишь ей ночами схимы,
Бессонницей над бурей цифр и схем.
Клянясь губами жаркими, сухими
Не изменять ей. Никогда. Ни с кем.
«Как все мы, — писал по поводу этих строк Луговской, — Антокольский в это время прорвался к большой правде, которую мы тогда понимали, может быть, наивно, как подвижничество, пафос цифр и схем...»
Наивно или не наивно понимали тогда Луговской и Антокольский большую правду века, но они, как и многие другие советские писатели, близкие им по социальному воспитанию, действительно прорвались к ней, и она все громче звучала в их книгах.
В тридцатых годах Антокольский как никогда много ездил по стране. Поездка на Сясьстрой в 1930 году была первым из его маршрутов. В 1934, 1935 и 1939 годах он выезжает в Армению, в 1935-м — в Грузию, в 1937-м и 1938-м — в Азербайджан, в 1939-м — на Украину. Он видит многонациональную страну, строящую социализм. Он преодолевает большие расстояния, и всюду перед ним развертываются картины творимых народом великих перемен.
Свою новую книгу, вышедшую в 1936 году, он так и называет — «Большие расстояния». Центральное место в ней занимают стихи об Армении и Грузии.
Книга открывается «Застольной»:
Да здравствует время! Да здравствует путь!
Рискуй, не робей, нерасчетливым будь!
Итак, время, помноженное на путь! В книге нет, кажется, ни одного стихотворения, где поэт так или иначе не обращался бы к времени: «Как время шумит в человечьих ушах...»
Шум времени воспринимается поэтом отнюдь не отвлеченно. Для него это — абсолютная реальность (кстати, именно так — «Реальность» — он всегда называет раздел своих избранных сочинений, включающий наиболее удачные стихи из цикла «Бумкомбинат» ).
