Трое на необитаемом острове | страница 19

Потом Толя сказал: "Тише, дай Лене поспать…" — и они замолчали. Мне стало так хорошо от этих негромко сказанных слов… Что‑то внутри вдруг расслабилось, и я незаметно уснул.

Не знаю, как сам в эти дни выгляжу со стороны, но мужики мои здорово осунулись. Володя очень похудел — ввалились глаза, щеки, скулы резко выступили, туго обтянутые загорелой, до бронзы, кожей. Толя сегодня, по‑моему, не в себе: сильно побледнел, лицо — видно даже Через загар — стало землистого цвета. Под глазами — сине‑желтые круги. Как я его ни расспрашивал, твердит, что все в полном порядке.

Очень много говорим о еде. Голод это не обостряет, а жить, как нам кажется, помогает.

Сегодня у пас был лишь завтрак: рассчитывали на новый улов, а его нет. Довольно нелогично рыба ведет себя! По‑моему, она вовсе не спешит, чтобы мы ее съели… В животе весь день — резкие боли. Видно, привык уже желудок принимать печеную рыбу.

Наутро другого дня — та же картина: всего две рыбешки меньше ладони. Володя расщепил каждую на равные части, а Толя, лежа в доме, говорил, после того как Володя указывал на порцию: "Тебе… Лене… мне…" Так мы делили наш скудный улов.

Только и мечтаем последние два дня о настоящей, большой морской рыбе. Но она водится па глубине, вдали от берега, а лодки у нас нет. Все, можно сказать, есть, а лодки нет…

Впрочем, Володя обещает нам эту рыбу: вот уж который день он возится со своей «камбалоловкой» — принципиально новым устройством для ловли исключительно камбалы. Обещает, что будет действовать эффективно. Мы с Толей скептически наблюдаем за ним.

Хотим большую рыбу!

Мочью разразился настоящий тропический ливень. Волны воды хлестали по дому. Кое‑где текло понемногу, но ничего, обошлось: дом и па этот раз выдержал. И огонь тоже уберегли: развели пощедрее пламя и накрыли большим ящиком. Утром его сняли и увидели живые, будто дышащие, угли. Только вот жарить на них опять нечего…

Дом наш стал обиталищем несметной рати насекомых. Вверху и по склонам, среди ветвей, пауки разных размеров — белые, серые, черные — плетут свою серебристую легкую ткань. Снуют вверх и вниз по ветвям жуки, которых я прежде не видел, — устрашающие усачей с антеннами, в два раза превосходящими по длине их самих.

Незнакомые бронзовики, закамуфлированные черными и серыми пятнами: как бронемашины в летний период войны. Жуки, будто отлитые из вороненой, иссииня‑черной стали. Каждый из них усердно трудился, куда‑то спешил, что‑то тащил, с кем‑то сражался. Ну и, конечно, неисчислимое муравьиное царство, мельтешащее в своей беспорядочной суете. Конечно, назойливые, зудящие возле ушей комары. Конечно, мухи в огромном количестве и всевозможная мелкая мошкара, умеющая незаметно появляться и больно кусать.