Как же я ненавижу всех этих Аркадиев, всех этих потных, липких, жирных ублюдков, pаспухших от сала, накачанных мышц и долларов, оторыми с ними щедро делится пришедшая к власти старая-новая мразь!
Разумеется, я понимал, почему передо мной с ходу устроили "показательные выступления". На всякий случай меня хотели предупредить, показать, что может произойти и со мной, если я не смогу угодить своим новым хозяевам. Вот пример, мол, посмотри и заранее знай свое место.
Я постучал пальцем по плечу Аркадия. Он повернулся и вопросительно посмотрел на меня.
- Ну-ка, парень, подними, - я кивнул на Валеру Синицына, - и приведи его в порядок.
На розовом гладком лице Аркадия уже проявилось - ещё не доверчивое, ещё неверящее в удачу - торжество. Как мне все было понятно! Его импровизированный трюк по проверке нового работника на вшивость великолепно удался.
Я медленно подвигал челюстями, набирая побольше слюны, и сплюнул на пол, стараясь попасть на его туфли.
- Ах ты, легашок! - ласково пропел Аркадий и радостно оглянулся на своих мужичков, немедленно забывших о своих прежних занятиях и на всякий случай подобравших под кресла ноги. Готовились вскочить, что ли?
- За это можешь получить, - особенно не конкретизируя, за что именно, сказал я. - Выполняй что приказано! И если с его головы упадет ещё хоть волос, лично ты ещё сможешь радоваться, когда будешь в таком виде, как он сейчас.
На успех своих слов я не рассчитывал, и, судя по застывшим лицам Сергея и Павла, так разговаривать с Аркадием ещё не осмеливался никто значит, был он неучен и подл. Да и знаю я этот тип, добрый лишь к собственным рабам, а также любовницам и любовникам - словом, к тем, кого он безусловно подмял. Всех остальных приходилось избивать, как вот
Валеру, дабы никто не догадался, что внутри бесстрашной туши помещается заячье, с детства не тренированное сердце.
А у меня оно тренированное. И потому не заячье.
Аркадий засопел, потянулся ко мне левой рукой, а правую будто случайно уже отводил назад. И чувствовалось, как разгорается с нестерпимым чувством предвкушения его радость: сейчас ввинтит оба горба набитого тренировками кулака в ненавистную рожу!..
Мою, конечно.
Когда я пригнулся, макушку мне обдал ветерок, а туша моего противника уже провалилась вслед молниеносному (хоть и пустому!) удару. Я коротко воткнул оба своих кулака ему в ребра и печень, а когда он упал, решил соблюсти формальную справедливость и стукнул (как и он незадолго до того Валеру) ботинком по челюсти, с удовольствием чувствуя, как крошатся его зубы.
