И ничто — ни грохот мчащихся совсем близко танков Клейста, ни яркие вспышки снарядов, поджигающих на глазах у часового деревянные крыши сокальских домиков, ни разрывы гранат где-то около, совсем рядом, за дощатым забором — не может заставить его забыть слова присяги и священную обязанность часового.
Он стоит у ворот комендатуры, советский воин в брезентовой накидке, наброшенной на плечи, с противогазом на боку, в простой солдатской фуражке с зеленым околышем, с винтовкой в руках. Он стоит один, насмерть, против движущейся на него с Запада огромной армии, вооруженной танками, самолетами, минометами, орудиями всех калибров, огнеметами, автоматическим оружием всех марок, знакомых целой Европе, и снабженной ручными химическими гранатами, предназначенными для уничтожения особенно непокорных большевиков. Но часовой не уходит с поста, чувствуя себя сильнее всей этой двигающейся на него вражеской техники. Он чувствует за собой, на Востоке, всю силу поставившего его на этот пост советского народа, который там позади надевает сейчас военные гимнастерки, берет оружие.
Враги уже во дворе комендатуры. Они рыщут по комнатам штаба, находят кучи пепла в печках с открытыми дверцами, следы карт на стенах, концы оборванных телефонных проводов. Они хватают наскоро банки со сгущенным молоком в маленьком военном кооперативе и, проламывая доски, а то и перелезая через забор, выбегают на заднюю за комендатурой улицу.
И тут они замечают советского часового в зеленой фуражке.
Они бросаются к нему. Часовой стреляет. Фашисты залегают, бросаются снова. У часового уже нет патронов. Он отбивается штыком, прикладом, когда у него вырывают винтовку — дерется головой, руками и, раненный, истекая кровью, гибнет, заколотый штыками, так и не сойдя с поста у дощатых ворот.
Капитан Иван Бершадский узнает о гибели часового много позже от раненого пограничника, который пробился по огородам Сокаля за город и выскользнул из рук противника. Комендант участка поймет тогда, почему не отвечал на его звонки и лейтенант Качков, сразу же принявший бой с немцами, бегущими по мосту на его заставу. Звонить по телефону было уже некогда. Из госпиталя в Ковеле лейтенант Качков прислал в отряд записку: «Застава разбита. О судьбе комендатуры не знаю. Дважды тяжело ранен. Направляют на лечение в Киев».
Неизвестная Качкову судьба сокальской комендатуры была тесно связана с поведением капитана Ивана Бершадского. Он пробился со своими людьми в части стрелковой дивизии, располагавшейся далеко за Сокалем, вел бой с гитлеровцами уже в рядах регулярной армии; пограничники Бершадского вынесли из боя раненого командира дивизии и ее знамя. Вместе с остатками дивизии пограничники вышли из вражеского окружения уже за линией старой государственной границы.
